Темные дни, черные ночи (СИ)

Книги – это миллионы придуманных историй, половину из которых никогда не станут правдой. Жаль, что ее этому так и не научили. Научили верить в лучшее – она верила. Научили видеть лучшее в людях – она видела. Путалась на страницах книг, но однажды потерялась. И так и не смогла понять, где – ее жизнь, а где всего лишь книжная история.

Ее научили, что у каждого есть своя настоящая и истинная любовь, но не рассказали о том, какова жизнь после любви. Ни в одной книге не учат, как жить потом.

Она читала, что под самой красивой улыбкой могут прятаться слезы, а под обличьем страшного чудовища – прекрасный принц. Но ни в одной из сотен прочитанных сказок не было ни слова о том, что иногда чудовище и принц – это одно и то же, и жить с ним рядом – тяжкое бремя, а вовсе не сказочная мечта.

Из книг она узнала, что нужно в каждом человеке стремиться увидеть лучшее, но ни одна книга так и не дала ей ответ на вопрос, как защититься от монстров, особенно если этот монстр – тот, кого ты любишь больше всего на свете? И вот Белль закрыла последнюю книгу и бросила ее в огромный мешок, один из десяти, в которых уже лежала вся ее библиотека.

Она провожает летящую книгу взглядом, в котором не читалось ничего, кроме равнодушия. Ее мать погибла, защищая книги, а она уничтожит их все – до последней. Потому что книги слишком лживы для этого мира. Потому что мир слишком жесток для книг.

Ей уже тяжело наклоняться, голова кругом идет, но Белль быстро берет канистру бензина из гаража. Румпелю нечем будет заправиться, но, ничего – это не столь огромное прегрешение по сравнению с его изменой, так что.

Один взмах спичкой, и яркое пламя вспыхивает в руках у Белль, ища потенциальную жертву. О, это так больно, оказывается – сжигать книги, то, что долгое время было твоей жизнью. Белль закрывает глаза, выпуская из груди тяжелый вздох, и упрямо качает головой из стороны в сторону, прогоняя непрошеную слезу. Вытягивает вперед руку. Опускает ее вниз. И…

Треск. Невыносимый, отвратительный запах гари и бензина, от которого хочется убежать куда подальше. Ощутив, что задыхается, Белль бежит подальше от этой книжной инквизиции, бежит в сад, где так любила читать под старой яблоней. И лишь там оборачивается, с горечью провожая пляску обезумевшего костра, что сжигает самое важное в ее жизни – книги, многие из которых достались ей от матери. Чувствуя, что ноги подкашиваются, она оседает у яблони, давая волю слезам. Но уже не знает, от чего именно плачет – потому что сожгла всю библиотеку, потому что ее предал любимый человек, или потому, что все, во что она всегда так свято верила, оказалось ложью.

Красавица плачет и плачет, позабыв о том, что трава, на которой она сидит, еще влажная после дождя, и что восточный ветер заползает в одежду, и что она рискует простудиться, чего в ее положении допускать нельзя категорически. Сейчас нет ничего страшнее того, что ее мир, который она всю жизнь строила, рухнул, как карточный домик – в одно мгновение. Или он уже давно рухнул, а она, погруженная в свои мечты, просто этого не заметила? Если бы только Белль знала…

Из пучины боли ее забирает только шевеление ребенка у нее в животе – совсем крошечный толчок, чуть ощутимое движение, но этого достаточно, чтобы она пришла в себя.

Белль поднимается на ноги, спешно стирает слезы с лица. Всколыхнувшаяся в ее душе ярость заставила ее принять самое непростое решение в ее жизни. Ее ребенку нужен отец. Она росла без матери, слишком рано ее потеряла, и просто не может допустить, чтобы ее малыш вырос без отца. Ей нужен Румпель, потому что они семья. Они вместе прошли и через не такое. Но она больше не будет просить и унижаться, не будет умолять, нет.

Белль готова теперь драться за то, что по праву принадлежит ей – за свою семью.

… Языки пламени пожирают остатки книг, столь дорогих ее сердцу, а миссис Голд уже отправляется в путь – к той, у которой будет выгрызать Румпеля зубами, если понадобится.

Чертов город. Чертовы дороги. Чертов волшебный мир. Угораздило же ее снова очутиться здесь, как? Как она могла быть такой дурой и повестись на всю эту авантюру с Айзеком? А все из-за призрачной надежды снова убивать, черт возьми. Она прекрасно знала, что ей никто не даст то, чего она хочет – если бы Айзек согласился, герои бы запретили. Но, как наивная идиотка, по одному зову Голда, потому что он позвал. Почему, почему даже сейчас, через столько лет, она все еще ведется на его авантюры, как лохушка?

Потому что она лохушка. Так и есть. Точка.

Обо всем этом Де Виль думает, несясь по узкой дороге в супер-маркет. Еды у нее совсем нет, алкоголь заканчивается и, как не крути, голодная смерть не входит в ее планы. Будь ее воля, она бы вообще не вылезала из своей постели, чтобы хоть не тошнило от этого города всякий раз, когда приходится это делать. Большей концентрации лицемерных героев нет нигде, разве что в мифах, но на то они и сказки, чтобы лгать.