Темные дни, черные ночи (СИ)

Бесконечные сны о самых тяжелых мгновениях, проведенных в Сторибруке и в Зачарованном лесу, преследовали ее. Ходили за ней по пятам. Если бы она только знала снадобье, чтобы от этого избавиться! Но она не знала. Бессонница ее измучила, и, конечно, она просто не могла спокойно смотреть на себя в зеркало. Даже если бы она ослепла, все равно была бы уверена, что выглядит, как чертова кошелка. Даже не смотря на то, какое колдовство сотворили с ее внешностью чернила автора. Усталость была в ее глазах, а страшнее ничего не могло быть.

В конце концов, Круэлла сдалась. Освежив лицо тоником, она подошла к шкафу с вещами. Де Виль не была бы собой, если бы лезла за одеждой без цели, потому кроваво-красное платье извлечено на свет. Круэлла одевается, но делает это нехотя. Еще больше красной помады. Еще больше туши. Еще больше внешней бравады за внутренней пустотой. Высокие каблуки – средство обмануть публику. Уверенный шаг – способ скрыть внутреннюю тревогу и растерянность.

Внутри она давно уже пустая. Опустошенная.

Хотя, когда она заходит в зал казино, по ней этого не скажешь. Скорее, Круэлла выглядит, как леди, готовая спустить пару сотен баксов в пустоту, как прожигательница жизни, как чертова обычная пустышка. Хотя, может, она такой действительно была. В последнее время она уже ни в чем не уверена.

Проще было тащиться по городским улицам, громко убиваясь от пустоты душевной и сотни раз повторять один и тот же вопрос: «Как я докатилась до такой жизни?», но Круэлла была не из такого сорта людей. Внутренний бунт, клекочущий в груди, не мог найти наружного выхода. Она бы никогда этого не допустила. Войдя в зал, она бегло осматривает посетителей, особо пристально – мужчин. Они на нее не смотрят, разве что бросают пару беглых взглядов. Как на новую приманку, на кусок свежего мяса, но не более. Их всегда больше волнуют деньги и азарт, чем женщины.

Амплуа «леди умирает от скуки» нравилось ей куда меньше, чем еще один излюбленный образ – «дама в беде». Это был не самый действенный способ отыскать жертву на вечер, к тому же, когда она изображала душевные страдания, ей верило куда больше людей. Так повелось еще со времен отчимов, со времен Айзека. Но в казино не было места тем, кто в беде. Только прожигателям жизни, ленивцам, глупцам и идиотам. Зато они готовы были спустить добрую часть своего личного состояния ради красивой игрушки.

- Джин, дорогой! – коротко бросила она бармену, блеснув довольным взглядом. Ей определенно нужно было пойти учиться в театральном. Сняв перчатки и вальяжно бросив их на стойку, она скучающе выпятила губы. Ненавидела делать это, но зато на это ловились глупые, как пробки, мужчины. Примитивные существа.

- Как всегда, мисс Де Виль – снисходительно улыбается он.

Круэлле не нравится этот тип. Слишком наглый взгляд, слишком кривляющиеся в подобии улыбки губы, слишком много снисходительности по отношению к ней. Хотя, когда он подает ей заказ, она не может устоять перед соблазном снова потрогать его кожу.

- О, какой гладенький! – восхищенно выдыхает она, пока он не отнял руку по привычке. – Восхитительно! Мне так хочется содрать с тебя кожу, дорогой!

- Нет!

- Ну, хотя бы с костяшек!

- Нет!

- Ну, взгляни на это как на отшелушивание!

- Нет!

- Фу, какой! – обиженно надувает губы Круэлла.

- Ваш джин – бармен игриво придвигает к ней стакан.

- Какой ты скучный, как там тебя зовут, дорогой? Я всего лишь хотела поиграть.

- Я не игрушка.

Как и следовало ожидать, его рьяная тирада не вызывает у Круэллы ничего, кроме разочарованного вздоха. И она еще считала Сторибрук скучным! Да в этом хваленом городе большого яблока, на этом маленьком острове, забитом людьми, было еще более скучно, чем в нудном, никому не известном, не обозначенном ни на одной карте мира Сторибруке!

Потому, поразмыслив, она не нашла ничего лучшего, кроме как заниматься своим привычным делом – самозабвенно пить.

Она давно уже тонет в порах алкогольного забвения, хотя все еще изображает из себя веселую, довольную жизнью, разбитную леди. Намерение найти, наконец, спонсора, или хотя бы подзаработать денег на выпивку, уже забыто. Наверное, такая она – свобода. От нее, оказывается, тоже можно завыть. Впрочем, она не была бы собой, если бы не научилась держать чувства при себе.

Сигаретный дым взрывает одурманенный мозг, и, не будь ее умение сидеть на стуле, закинув ногу за ногу доведенным до автоматизма, она бы сползла под барную стойку. Она уже даже не задает себе вопрос, чего хотела от сегодняшней ночи, потому что не помнит. Алкоголь помогает залечить любые раны, кроме душевной боли. От этой заразы ни черта не помогает, кажется.

Красавчик-бармен больше не раздражает. С двадцатой попытки она запомнила-таки, что его имя Мордред и поразилась тому, как оно зловеще звучит. На замечание, что у нее самой имечко не лучше, лишь пожала плечами: что же поделать. Он подливает ей джин и чистый виски, а ей все мало. Хочется запрыгнуть к нему на барную стойку и плясать. В конце концов, разве она не должна наслаждаться своей свободой, или одиночеством?