Темные игры

– Мудрость почтенной госпожи велика и неизмерима, – уронил чинец, обводя молчащих женщин добрым и лукавым взглядом прищуренных глаз. – Но бывает мудрость счастья и мудрость горя. Когда говорит одна из них, то вторая всегда молчит, потому что знает, человек не способен слышать оба их голоса вместе. Блажен тот, кто в радости не забывает о горе, а в горе умеет помнить радость. – Женщины снова закивали, а чинец продолжил задумчиво и неторопливо: – Если бы Люань Жэ погиб или вернулся старым, не найдя огненную птицу, это был бы совсем другой рассказ, не менее назидательный. Он учил бы таким необходимым вещам, как осторожность, скромность и благочестие. Боги велели нам рождаться, стариться и умирать в свой срок. Нарушение этого порядка – большой грех. Но Цветок Лотоса получила суровый урок за свое честолюбие и гордыню. Тридцать лет – долгий срок, и все-таки она выдержала его, не поддавшись искушениям. Измени она Люань Жэню и выйди за другого, чем бы оправдалась перед собой, богами и людьми? А так она сохранила главное – верность.

– Верность… – тихо повторила Наргис и смутилась: на какой-то миг все глаза в комнате обратились на нее, но тут же снова женщины отвели взгляды.

Кто старательно уткнулся в рукоделие, кто тихонько зашептался с соседкой. А Лао Шэ медленно и торжественно кивнул ей, почти поклонился. Затем встал и согнулся уже в самом обычном почтительном чинском поклоне, проговорив:

– Прошу прощения, что мой скромный рассказ едва не оказался причиной распри в этом доме.

– Ну что вы, господин Лао Шэ, – улыбнулась Наргис. – Разве истина порой не рождается заново в спорах о ней, подобно змее, кусающей свой хвост?

– Ах, госпожа моя, – покачал головой чинец, – каждый раз мне приходится напоминать себе, недостойному, какой искушенный и пытливый ум сочетается с вашей красотой. Но если так, рассудите же нас, прошу. Должна была Цветок Лотоса ждать жениха, которого сама же отправила в далекий и почти безнадежный путь?

– Да, – уронила Наргис, чувствуя, как взгляды притихших женщин снова встретились на ней. – Ей не следовало просить у него такое непосильное и опасное доказательство любви. Но если Люань Жэ Седьмой все-таки отправился в путь по ее просьбе, честь требовала, чтобы она хранила ему верность, сколько бы он ни отсутствовал.

Старуха Шевари поджала губы, тетушка Навадари просияла победной улыбкой, а чинец снова поклонился. Он вообще кланялся легко, охотно и слишком часто для пожилого почтенного человека, но Наргис знала, что таковы чинские обычаи. Надир, правда, утверждал, что чинцы делают это, потому что верят, будто через взгляд человека можно узнать его мысли. Но какие мысли может скрывать добродушнейший Лао Шэ, всего лишь рассказавший занимательную сказку?

– А жениху той девы, что отправилась за лекарством для отца, тоже надлежало ее ждать?

Лао Шэ прищурился, и было видно, что ему искренне интересно. Шепотки среди женщин не стали громче, но общий разговор, хоть и тихий, усиливался, словно шум приближающейся волны.

– Да, если он любил ее и был человеком чести, – твердо ответила Наргис. – Ее причина отложить свадьбу была достойна уважения. Какая дочь не захочет спасти родителей? Но… – Она заколебалась и сказала с некоторым сомнением: – Будь я на ее месте, я сама бы вернула жениху обещание, чтобы ему не пришлось ждать напрасно. Если любовь достаточно велика, верность можно сохранить и без клятвы. Если же нет – клятва не поможет, лишь отягчит совесть и душу.

«Как вернул тебе брачные клятвы Аледдин, – иглой воткнулась ей в сердце мысль. – Он не хотел, чтобы ты связала судьбу с умирающим. Так почему же ты до сих пор не отпустишь ни его, ни себя? Есть ли честь в такой верности? Может быть, просто у тебя нет иного выбора, как хранить эту непрошеную и никому не нужную верность? Что бы ты сделала, если бы кто-то действительно тронул твое окаменевшее от горя сердце?»

– Благословлен богами тот, кому не приходится выбирать между любовью и верностью, – сказал вдруг Лао Шэ, и Наргис вздрогнула, потому что это прозвучало ответом на ее вопрос самой себе. – Какой путь покажется длинным, если летишь на двух этих крыльях?

– Вы правы, почтенный, – откликнулась она и, встав, низко поклонилась чинцу. – Благодарю за рассказ и урок.

Зашелестели платья и шали: женщины в комнате последовали ее примеру, вставая и кланяясь, Лао Шэ, не переставая, кланялся в ответ. Наргис же, как только позволили приличия, стремительно вышла из комнаты на террасу, спустилась в сад. Сморгнув навернувшиеся слезы, до боли вгляделась в равнодушное эмалево-голубое небо и безмолвно взмолилась: «Пресветлые боги, пусть моя любовь и верность в самом деле обернутся крыльями. Позвольте мне увидеть его еще раз и понять, не лгу ли я самой себе, отказываясь даже думать о других мужчинах? Что это, любовь или трусость? Верность или страх? Дайте мне знак, молю!»

Но небо молчало, и лишь легкий ветерок закачал розовые чинские лотосы на зеркальной глади пруда.

ГЛАВА 9. Выбор пути