Тёмные истории Северо-Запада

- Откуда ж мне знать, господа. Народу-то тут порядочно бывает. Мож и была. Всех не припомнишь. Случилось что?

Человечек добрался до часто-часто дышащей девушки. Остановился в липкой луже у ее ноги. Стоял несколько долгих секунд в замешательстве, но затем уверенно полез по недвижимому телу, цепляясь за сырые от крови ремни. Что он хотел сделать?

- Понятно. Спасибо, Алевтин Игнатьевич, за информацию. Пропала девчонка. Поехала к вам и, видимо, не доехала.

Вдох-вдох-вдох-выдох. Вдох-вдох-вдох-выдох.

Кукла прыгнула на капельницу и стала раскачиваться, выдирая иглу из вены девушки.

- Да ничего, господа. Я ж понимаю – служба. Ежели чего узнаю, то, несомненно.

С глухим стуком фигурка слетела со стула Боли, но в ее руках победоносно была зажата игла.

Вдох-вдох-вдох-выдох. Вдох-вдох-вдох-выдох.

Разговор наверху утихал. Заскрипели половицы, и вскоре должен был послышаться хлопок входной двери. Я смотрел в окровавленные глаза девушки и молился.

Наверху опять забухтели. Полицейские застряли у одной из фигурок, которая когда-то тоже умерла в этом подвале. Но потом вновь скрипнули доски. Хлопнула дверь.

Вдох-вдох-вдох... и истошный крик.

Девушка завизжала. Ее тело выгнулось от боли, избавившись от дурмана, капающего из пластикового пакета. От такого крика лопаются стекла и трескаются зеркала. Изуродованное, исполосованное, измученное пытками тело билось на стуле, пытаясь вырваться из плена ремней, и нечеловеческий вой метался по подвалу.

Я наблюдал за ее мучениями, и за тем, как деревянный человек, выбивший иглу из вены, лежит без движения на полу. Он выполнил священную миссию. И даже когда в подвал ворвался полицейский, я смотрел только на фигурку у стула с окровавленным человеческим обрубком, бывшим когда Лизой Соколенко. Гадал, осталась ли душа в чертовой игрушке, или вернулась обратно в истерзанное тело. И впервые мне не хотелось закрывать глаза.

- Какого хрена, ты, ублюдок? Лежать я сказал, лежать! Стас, что там? Стас, отвечай! - кричал кто-то наверху, а полицейского рвало рядом с телом девушки. Вопль пленницы прервался. Она смотрела на сильного мужчину, не способного удержать содержимое желудка, и взгляд ее стекленел.

Вдох-вдох-вдох...

Тишина. Лиза Соколенко ушла.

В куклу или к Всевышнему? Не знаю.

Теперь я и сотни других фигурок ждем своего часа в темном помещении полицейского склада. Мы лежим в коридоре из картонных коробок, на которых маркером выписан номер уголовного дела. У каждого из нас свой полиэтиленовый пакет с индивидуальной биркой. Здесь тихо и хорошо. Иногда, правда, к нам заходит пожилой следователь и парочка стажеров. В глазах самого младшего из них я вижу темный восторг, в котором есть что-то от Белобородого. Юноша с потаенным восхищением слушает рассказы о деле Далматова. Я не думаю, что молодой следователь злой или плохой человек. Просто он никогда не сидел на том стуле.

А в целом, если не считать эти визиты, здесь царит мир.  Здесь нет Боли, и сейчас мы все -  пустота.

Впрочем, было ли в нас хоть что-то до встречи с Белобородым?

Я болтаюсь в «нигде и никогда», и не могу забыть того деревянного человечка, ползущего по окровавленным ремням к игле капельницы. Я вижу его каждую минуту своего опостылевшего существования.

Но по сей день не могу закрыть глаза.

Просто закрыть глаза!

Уходи (Ленинградская область, Приозерское направление)

- Главное не забывать, что за каждой сказкой торчит манипуляция, - Илья улыбался солнцу, в зеркальных очках шел нескончаемый трассер дорожной разметки. В динамиках играл Элвис, да и сам водитель напоминал героя из далеких американских времен. Пышные бакенбарды, широкополая белая шляпа, белая же рубашка с поднятым воротом, ядовитокрасная кожаная куртка. - Любая сказка несет в себе мораль, и она же закладывает поведение. Человек ведь почти никогда не считает себя мерзавцем. Это вокруг все пидорасы, а ты-то в белом пальто. И с нимбом. Все эти легенды придумывали для того, чтобы у простого человечка нашлось убежище веры. Эдакая прививка от совести, всекаешь?

Олег смотрел на сильные пальцы Ильи. На них росли черные волоски, будто звериная шерсть. Перстень на левой руке сверкал изумрудом, когда напарник поворачивал руль, или поглядывал на показания спидометра.

- Человек же всегда выбирает того, кто ему ближе. Самого наименьшего пидораса во всей истории. И вот тут главное не перепутать фокал. Или же перехитрить слушателя. Вот, возьмем колобка.

Он перекатил сигарету в другой уголок рта, дунул, ловко сбив пепел.

- Вот кто главный герой колобка? Ошалевшая от свободы булка хлеба?

Олег пожал плечами. Он флегматично считал синие столбики Автодора вдоль трассы, смотрел в отбрасывающий зиму лес, на редеющие белые пятна. Через месяц он поедет в Вену, повезет туда подругу и две недели будет жить так, словно он самый обычный человек. Это было важнее всех умозаключений напарника.