Темные небеса

Мы изучали это послание целых пять дней. Такой срок ДЕКОН запросил для обдумывания ответа. И прежде всего обратили внимание, что впервые — видимо, из-за экстраординарности ситуации — получили от арконцев некие конкретные сведения о них. На наш взгляд, стратегически важным здесь было то, что арконцы, по крайней мере в изначальном своем варианте, относились к гуманоидной расе: и внешний их облик (наблюдаемый фенотип), и мозг (носитель сознания) имели антропоморфный формат. А значит (пусть даже такое предположение и было спекулятивным), гуманоидность есть главный вектор развития разума во Вселенной, который движется в русле определенных координат. А это, в свою очередь, означало, что биологический базис у землян и арконцев един, и обе наши цивилизации имеют возможность найти общий язык.

Второй существенный вывод, к которому мы пришли, — это то, что арконцы, по-видимому, обладают индивидуально-коллективным сознанием. То есть каждый арконец, конечно, представляет собой строго суверенную личность, но одновременно включен в общий психогенетический пул. Как здесь поддерживается взаимный баланс — другой вопрос, но это дает арконской цивилизации явное преимущество на переговорах: слабо интегрированному интеллекту земных экспертных групп будет противостоять объединенный интеллект сотен, а возможно, и тысяч арконцев — имеется в виду экипаж корабля. Арифмометр против компьютера, как красочно выразил это в своем выступлении Юсеф.

С другой стороны, что тоже немаловажно, арконцы ясно дали понять (или, быть может, просто проговорились, находясь в таком же смятении, как и мы), что у них это первый контакт с иным разумом. То есть Земля для них — уникальная цивилизационная сущность, а это сразу же повышало наш статус.

— В общем, хорошо уже то, — подвел итог нашей дискуссии Лорд, — что мы имеем дело не с гигантским Содружеством галактического масштаба, где Земля затерялась бы как пылинка в груде песка, а тоже — с отдельной, изолированной цивилизационной культурой, ищущей собеседника в безбрежном океане Вселенной.

Что же касается конкретных рекомендаций, которых с нетерпением ждали от нас и ДЕКОН, и Совбез ООН, то мы почти единогласно пришли к мнению, что извинения арконцев необходимо принять, компенсаций не требовать, рассматривать «инцидент первого дня» именно как трагическую случайность, которую следует просто локализовать, переговоры продолжить, более того — согласиться с предложением о формировании таких экспертных групп, которые могли бы, пускай пока в одностороннем порядке, использовать для коммуникаций экстрасенсорный канал.

Последний пункт вызвал наиболее серьезные возражения. Опять были высказаны аргументы, что экстрасенсорным воздействием арконцы пытались взять нас под контроль, что при обратной трансляции этот канал приводит к чтению наших мыслей и что через него арконцы способны трансформировать сознание человека, превратив его в некое подобное себе существо. Споры длились практически круглые сутки. Накал страстей был такой, что не помогали никакие кондиционеры. Воздух превращался в кисель, в конференц-зале, где проходили дискуссии, было трудно дышать. И хотя арконцы вторично заверили нас, что ни скрытых, ни враждебных намерений не имеют, а чтение мыслей — это вообще полная чушь: люди, как и арконцы, думают в основном не словами, а слабо структурированными комплексами ощущений, которые очень трудно вербализовать, но опасения все равно оставались. Данный пункт был в рекомендациях утвержден незначительным большинством голосов, да и то только лишь потому, что альтернативой ему, как подчеркнул тот же Юсеф, могло стать известное «беличье колесо»: бесконечное уточнение слов, терминов, формулировок, переливание из пустого в порожнее, чем так любят заниматься профессиональные дипломаты.

— Нам нужен результат, а не процесс, — сказал он.

И все равно пертурбации в экспертном сообществе произошли очень существенные. Прежде всего были отсеяны те, у кого экстрасенсорный канал вызывал патологическую симптоматику. Собственно, иначе и быть не могло. И вот тут я должен подчеркнуть нечто важное. Уже вечером «инцидента первого дня», когда я только-только очнулся от обморока и еще не слишком хорошо понимал, что к чему, Дафна, лежа рядом со мной, вдруг сказала (точней — прошептала на ухо, опасаясь прослушивания), что мы ни в коем случае не должны никому сообщать о своем состоянии.

— Что мы почувствовали при Контакте? Практически ничего! Не было никаких обмороков, никаких болевых ощущений. Может быть, легкое головокружение, которое быстро прошло. Все начисто отрицаем. Иначе нас просто отчислят отсюда, — сказала она, предугадывая решение Комитета. — А я этого не хочу. Прошу тебя: обещай, что будешь молчать.