Чак в эту ночь успокаивал нас как мог. Сам он считал, что независимо от причины «бунта» мы поступаем правильно. Рано или поздно, мы такой ультиматум все равно должны были бы предъявить. Так почему бы этого не сделать сейчас, в самый благоприятный период, когда структура административного подчинения еще четко не определена. Конкретная причина протеста, говорил он, не столь уж важна. Гораздо важнее то, чтобы мы проявили себя как организованное смысловое сообщество, как самостоятельная единица, имеющая права, которые никто не может у нас отобрать. Если мы сразу же на этом не настоим, нас будут в дальнейшем рассматривать лишь как обслуживающий персонал, который должен без возражений исполнять любой административный приказ.
Аргументы его выглядели вполне логичными, но мне все же было как-то не по себе. Слишком уж неожиданно закрутился этот водоворот. Связан он был с мерами секретности и безопасности, которые с самого начала попытался установить наш Комитет. Мы, разумеется, понимали, что и то, и другое необходимо, пресса уже больше месяца вскипала самыми дикими предположениями, никому не хотелось, чтобы таблоиды, тем более «народные» электронные СМИ, обмусоливали едкой слюной каждый наш шаг. Определенные ограничения были естественны, и меня, например, нисколько не удивило, что сразу же по прибытии в Центр нас вежливо попросили сдать сотовые телефоны, вместо них выданы были другие, специальные аппараты, замкнутые исключительно на внутреннюю локальную сеть: выйти во внешний мир с них было нельзя. Связываться с родственниками, коллегами или с друзьями нам разрешалось через особый переговорный пункт, и кстати, хоть напрямую об этом объявлено не было, но как-то подразумевалось само собой, что наши разговоры будут прослушиваться, как будут прослушиваться и разговоры по локальной сети. Неприятно, конечно, но все же как бы в порядке вещей. И, между прочим, когда я, будучи еще в Эр-Рияде, позвонил оттуда домой, Анжела мне сообщила, что как раз вчера вечером к нам на квартиру приходили двое мужчин, представившихся сотрудниками ФСБ, и очень подробно расспрашивали ее обо мне, в том числе – не имеются ли у меня какие-нибудь психические или сексуальные отклонения.
– Вежливо так расспрашивали, почти три часа, записывали ответы на диктофон. Ну насчет отклонений я им ответила – один, который моложе, даже слегка покраснел!..
Я, конечно, попытался устроить Лавенкову скандал, но Андрон даже слушать не стал, скучно заметив:
– А ты чего ожидал? Взрослый же человек. Конечно, будут просвечивать и меня, и тебя. И всех, кто причастен к процедуре Контакта. Надеюсь, Анжелка твоя ничего не брякнула? Люди, склонные к маргинальному сексу, считаются ненадежными…
В конце концов я махнул рукой.
Но тут, в гостинице, все выглядело по-другому. Выяснилось, что во всех номерах смонтированы компактные видеокамеры. То есть наблюдать за нами будут круглые сутки. Обнаружил это, конечно, Юсеф, сам я на черный глазок, подсматривающий из угла, внимания не обратил. И вот, надо же – не поленился обойти все три этажа, через час в конференц-зале образовался стихийный митинг. Руками, замечу, опять-таки никто не размахивал и немедленно выйти на баррикады не призывал, но общее мнение было единым: мы не подопытные морские свинки, чтобы регистрировать и исследовать каждый наш шаг. У нас есть право на частную жизнь. Предложение немедленно начать забастовку было все же отклонено, но протест против видеонаблюдения подписали практически все.
– Ну-ну, – с иронией сказал Лавенков, заглянувший ко мне после митинга на пару минут. – Съест-то он съест, да кто ж ему даст.
Тем не менее с середины следующего дня видеокамеры из номеров начали убирать. Говорят, что на бурном заседании Комитета наш протест неожиданно поддержал сам Лорд, пригрозивший, что в противном случае подаст в отставку. Господину Петру Буреску с его «сигуранцей», координировавшему в Центре работу спецслужб, в этот раз пришлось отступить. В пузырении митинговых страстей, как-то запамятовалось, что номера наши могут еще и прослушиваться, но когда сообразили об этом, собирать второй митинг уже никто не хотел. К тому времени образовались у нас другие заботы. Первоначальный энтузиазм быстро угас. Тем более что обнаружить «жучки» можно было лишь с помощью специальной аппаратуры, которой мы, эксперты, естественно, не располагали. Пришлось положиться на честное слово господина Буреску, что никаких «жучков» в наших номерах нет.