Темные отражения. Темное наследие

Тц-тц-тц, цокает она языком. Заткните свои тупые маленькие пасти. Раз-два-три, тц-тц-тц. Что? Теперь плакать собираешься? Раз-два-три. Мне плевать, что вы говорите, потому что мне вообще на вас плевать.

Как ее звали? Я вспомнила только прозвище, которое ей дали дети: Вышибала.

Сквозь нарастающий шум помех, заполнивший мои уши, пробились ее слова:

– …И не прошла процедуру, как я и ожидала.

Вышибала еще раз поцокала языком, чтобы привлечь внимание женщины, которая держала меня.

– Отведите ее в операционную. Мелкая пойдет следующей.

У девочки еще остались силы бороться. Младшая закричала, когда одна из вооруженных женщин схватила Изабеллу за воротник, потащила вниз по коридору и скрылась за двойными дверями.

Я резко обернулась и встретилась взглядом с Приянкой. Ее глаза расширились, и я увидела, что и она тоже поняла.

Они не просто удерживали здесь «пси». Нет, сначала у них отбирали их силу. А значит… мы забрались так далеко, чтобы просить помощи у «пси», лишенного своей способности.

Приянка снова посмотрела на устройство в руках у женщины, неотрывно сосредоточившись на нем. Женщина, державшая ее, свободной рукой дотронулась до тазера на боку и многозначительно посмотрела на меня.

Вышибала сфотографировала лицо маленькой девочки.

– Ах… Зеленая. Превосходно. – Вышибала улыбнулась. – Нам в этом месяце их не хватает.

Солдат вернулся за маленькой девочкой.

– Эту отведите в камеру ожидания, – приказала Вышибала. Солдат кивнул и схватил девочку за руку.

– Нет! Верните мою сестру! Хочу к сестре! – Она упала на пол, крича, и свернулась клубком, пытаясь защититься. Ее отчаяние эхом отражалось от голых стен. Она продолжала бороться, когда солдат наклонился и легко перебросил ее через плечо.

Темные ресницы Приянки опустились. За закрытыми веками глаза метались туда-сюда, ее сознание уже подсоединилось к базе и принялось за работу.

Проклятье! Что, если они уже просканировали Романа до того, как она подправила базу, добавив в нее ложную информацию, будто мы уже прошли процедуру лечения… Что, если у Приянки случится передоз адреналина…

Я отреагировала на Вышибалу, лишь когда она направила мне в лицо планшет – вспышка обожгла мне сетчатку. Серебряная нить вытянулась, коснулась батареи устройства, готовая поджарить его.

Не могу.

Это было бы слишком подозрительно, особенно после того, как у нее испортился тазер. Я выдам себя.

– Анна Барлоу, – прочитала Вышибала, а потом снова посмотрела на меня, подошла ближе, задумчиво нахмурилась, приоткрыла рот. Она узнала меня. Если не по лагерю, то по новостям. Что-то сверкнуло в ее глазах.

Обстоятельства.

Слова вырвались сами, я же только старалась как можно лучше скопировать акцент Лиама:

– У меня что-то на лице, дорогуша?

Тюремщица удивленно заморгала, но быстро собралась и, приподняв верхнюю губу, сказала:

– Ничего, кроме слишком умного вида, который мне не нравится.

Вышибала повернулась к Приянке, но сначала кивнула женщине-солдату, которая держала ее за руку, показав на меня. Та наклонила голову в ответ, и тонкая прядь рыжих волос выбилась из ее аккуратно уложенной прически. Выпустив Приянку, охранница схватила меня за шиворот и потащила по коридору.

Я обернулась, пытаясь еще раз встретиться взглядом с Приянкой, но меня волокли слишком быстро. Мне понадобилось приложить огромные усилия, просто чтобы не цепляться одной ногой за другую. На одну ужасную секунду подумала, что женщина – ГИЛБЕРТ гласила нашивка на ее форме – впихнет меня в те же двойные двери с надписью ОПЕРАЦИОННАЯ, за которыми исчезли остальные.

Но вместо этого она повлекла меня дальше к двери с надписью «ДЕЗИНФЕКЦИЯ».

«Все в порядке, – повторила я себе. – Я в порядке».

Ноздри обжигал едкий запах протирочного спирта и лимонного ароматизатора. Мне пришлось зажмурить глаза, чтобы не ослепнуть от вида комнаты с белыми стенами, освещенной флуоресцентными лампами. Половина помещения была с пола до потолка выложена блестящим кафелем цвета слоновой кости. Простой орнамент нарушал вид прикрепленных к стене душевых головок. Вдоль противоположной стены тянулись металлические полки. Длинные ряды полок, и все были забиты прозрачными коробками. Когда Гилберт провела меня мимо них, легкий испуг превратился в ужас.

Стопки одежды. Ботинки. Личные вещи, которые уничтожат, вместо того, чтобы вернуть владельцам.

Так было и со мной.

– Стой здесь. Не двигайся, – сказала Гилберт, указывая на ближайший душ. Я переступила через невысокий выступ в полу.

Я хотела разодрать своими обломанными ногтями эти стены. Вырвать душ из стены, вцепиться в ее кевларовый бронежилет, выжечь все лампы над головой, чтобы они взорвались, осыпав помещение вихрем горящих осколков.

Я никогда не ненавидела себя сильнее, чем в тот момент, когда стояла там, опустив голову, сгорбившись, со связанными за спиной руками. Воплощение подчинения. Смирения.