Темные празднества

Словно по мановению волшебной палочки, леди Кэтрин внезапно оказывается в центре сцены. С моего расстояния она выглядит как серебристый силуэт. Холод, пробирающий мои кости, напоминает медленный огонь, который никак не потухнет. Она открывает рот, но ее предсмертное слово забирают порыв ветра и возобновившиеся перекрикивания в толпе. Женщина замолкает, и меня выталкивает вперед толпа, желающая запечатлеть ее облик в памяти. С прямой спиной и загадочным выражением лица, Кэтрин выдерживает изучающие ее взгляды.

Вся моя жизнь – словно репетиция подобного дня, и я представляю себя на месте этой женщины. Но что видит она? Кэтрин смотрит на нас сверху вниз. Верхушки наших шляп заостряются, как изогнутые копья, и она щурится, словно испытывая боль от этого зрелища. Возможно, она задумывается о том, какой делала выбор, на что надеялась, кем могла стать. Над ней нависает тень палача. Свисающая веревка венчает ее голову, словно корона. Она закрывает глаза, и узел превращается в ожерелье на ее изящной шее. Веревка продолжает опускаться, но она этого не замечает. Кэтрин отдаляется от нас и от своего мужа, который не пришел на ее казнь, видимо, вместо этого решив поохотиться.

Леди падает. Я вздрагиваю.

Резкий щелчок, короткая конвульсия, и все кончено.

– Леди сегодня не будет плясать, – сообщает Уилл зрителям, разочарованным тем, что им не выдастся шанса подергать леди Кэтрин за ноги или понаблюдать за тем, как они трясутся. Взглянув на мертвое тело, всего несколько мгновений назад еще полное жизни, он обращается к зрителям с завершающей речью: – Вот и все. Эта молодая женщина, нет, эта ведьма, – исправляется он, – мертва. Вы требовали ее смерти, и я привел в исполнение приговор. Правосудие суровое, но справедливое. – Я смотрю на людей, стоящих вокруг меня. Деяние лорда Гилберта словно накинуло на город сеть. Хотя люди и суетятся, они не способны ее покинуть. – Молю, чтобы вы остались довольны произошедшим, – говорит Уилл перед тем, как отступить назад под громкие аплодисменты толпы.

Он что-то нашептывает на ухо палачу, передавая ему тяжелую мошну, чтобы обеспечить достойное погребение повешенной. Несмотря на отсутствие супруга, останки леди Кэтрин не продадут хирургу для опытов и не оставят висеть и гнить неделями. Петлю отрезают. Недовольство палача тем, что его лишили прибыли, тает, когда в его руки падает перерезанная веревка. Он кладет ее в карман, чтобы затем, очевидно, разрезать на кусочки и продать в качестве сувениров.

Охранники кладут леди Кэтрин на повозку. Глаза ее уже утратили блеск, а лицо отекло. Время ее песен еще не пришло, но что-то, исходящее от нее, пробегает по моему телу. Начало пронзительного плача, который заставляет меня похолодеть. Люди толпятся вокруг ее тела, а Хейл торопливо спускается по лестнице, чтобы возглавить маленькую процессию, которая будет сопровождать ее на кладбище. Леди Кэтрин не будет покоя от этих мародеров, пока ее надежно не похоронят. Есть люди, извлекающие жидкости из умерших ведьм и продающие их в качестве мамми – вещества, которое, согласно поверьям, способно заживлять раны. Даже сама королева Елизавета после того, как ее внешность испортила вспышка оспы, принимала наполненные этим веществом ванны. Я пристально смотрю на этих мародеров и прищуриваюсь, когда вижу среди них Броуда. Я бросаюсь за ним, но ко мне подходит Уилл.

– Выпьем? – предлагает он.

Броуд почти затерялся в толпе, но у меня пересыхает в горле, когда я вижу его блестящее от пота лицо. Не позволяя себе ничего сказать, я лишь киваю и позволяю Уиллу себя увести.

– Она умерла достойно, – заявляет Уилл.

Банальные сантименты, но за неимением других я поднимаю тост. Бокал в моей руке дрожит. В таверне царит полумрак, но даже за нашим уединенным столом, стоящим в углу, я ловлю на себе взгляды посетителей. В горле у меня все так же сухо даже после того, как я залпом выпиваю свой напиток. Я обращаю внимание на задумчивое выражение лица Уилла.

– О сегодняшних событиях все позабудут, – говорит он.

– Неправда, – возражаю я. Леди Кэтрин примут в свои объятия погребенные мертвецы. У ее песни резкий тембр и мольба в каждой ноте. Но что я могу для нее сделать? Закрыв глаза, я на мгновение вижу перед собой ее лицо. Уилл выпрямляется от моего тона. – Прошу прощения.

Отмахнувшись, он просит налить нам еще эля.

– Эти слова – лишь дурацкая попытка утешить. Я перенял их у своего господина.

– Как вы это выдерживаете? – шепчу я. Всю жизнь я только и делаю, что притворяюсь. Смерть леди Кэтрин напоминает мне, что я никогда от этого не освобожусь. Зачем свободному человеку выбирать ремесло, которое приносит столько смертей?

Уилл открывает рот, чтобы ответить мне, но его ответ прерывает девушка, которая принесла нам напитки.

– Я и не выдерживаю, – признается он, когда мы остаемся наедине. – Как и большинству, мне каждый раз приходится восстанавливаться… И это сложно.

Я отворачиваюсь, не желая верить, что в нем есть что-то помимо куртуазного шарма.