Темные проемы. Тайные дела

Вообще-то вся наша компания приехала сюда изучать рыбный промысел. Будущие агрономы, гидробиологи, экономисты, социологи, без трех минут журналисты затрапезных газет – и этот один-единственный старичок, из тех, что часто каким-то образом вклиниваются в подобные сборища и кого все остальные почитают за обузу. Стол нам накрывали местные деревенские, и каждый вечер после плотного полдника мы набивались в бюджетный бар – имелся по соседству более презентабельный, да тамошние цены ни капли не радовали. Шел наш третий вечер здесь; до него никто не помнил, чтобы старик проронил хоть слово. Из уважения перед его преклонными летами мы вели себя сдержанно, но заявлялся он поздно и рано уходил; и в любом случае, мы были так увлечены болтовней о рыбалке и будущих свершениях, что его присутствие нас не угнетало. Я сам подозревал, что старичку искренне нравилось нас просто слушать. Наши организаторы с ним не пересекались – вечерами собирались у помпезных конкурентов.

Одной из причин едва не стрясшейся со стариком беды послужили сумерки. Пока он вел свой рассказ, стемнело пуще прежнего, ночные сквозняки вползли под дверь по стылым каменным плитам. Изредка заходил одинокий селянин, тихо заказывал выпить, выбирал местечко к нам поближе – тоже, видимо, послушать. Если у бара и имелись постоянные клиенты – мы их распугали своими ежевечерними визитами.

– Не про Россию, – начал старик, – там я никогда не был, хоть и знал русских, в некотором смысле. Свел с ними знакомство в Финляндии. – Бармен вернул ему оберег, и теперь он его внимательно разглядывал.

– Их там тоже не особо жалуют? – Гамбл усмехнулся.

Рорт раскрыл было рот, собираясь возразить, но старик, пропустив слова Гамбла мимо ушей, уже начал свою историю:

– До выхода на пенсию я торговал недвижимостью. Была такая компания в те времена – «Парвис и К^о», в ней-то я и служил простым рядовым клерком. Все мне тогда говорили – мол, далеко пойду, а еще сам мистер Парвис, он отца моего знал хорошо, всячески поддакивал. У него своих сыновей не было, так ради меня он никаких сил не жалел – и тогда, и после еще долго… многим я ему обязан, мистеру Парвису. Так вот, он в тридцать третьем году умер, и я унаследовал большую часть компании. Вроде как опыта к той поре поднабрался, знаний – все казалось по плечу. А ведь каких-то десять лет назад я во всем этом ни черта не смыслил.

В двадцать третьем году у нашей конторы выдался клиент, интересовавшийся одним финским лесным наделом. Торговлю он вел с размахом, держал в Ист-Энде конторы – но хотел, чтоб сынок его поднабрался деловой хватки, для чего и решил снять в Финляндии дом и полгода пожить там с наследником и женой – а та сама была родом с той северной стороны, стоит сказать. Звали его Данцигер – наверное, сам какой-нибудь экзот, прусак. Ну да все одно – старших Данцигеров мне повидать не довелось, обычно не они приезжали к мистеру Парвису, а он сам отправлялся к ним; зато я несколько раз встречался с их сыном. Уже позднее подумал – а парень-то воплощенная северная суровость. С виду. По характеру же – ни выдержки, ни усердия. В годы Зимней войны он если и отличился бы, то только в глубоком тылу. Но война та случилась намного позже, и юный Данцигер, по правде говоря, до нее не дожил.

Ближайший к тому лесному наделу город назывался Юнилинна. Мистер Парвис туда отправился присмотреть подходящий дом – и заключить сделку, если таковой найдется. Он мне предложил проехаться с ним, но тут же предупредил – клерку с моим стажем фирма не станет расходы возмещать. А я до того обрадовался, что у отца средства на поездку вытряс – по-моему, из-за того Парвис меня и выбрал, понимал – что по карману моему родителю, не обязательно под силу отцам других мелких служащих. Кому как не ему знать – этакая дальновидная бережливость зачастую и решает успешный исход дела. В Финляндии ему нужен был сговорчивый помощник – такой, чтоб все заметки и замеры за него вел. Позднее-то все переменилось – я в глазах мистера Парвиса сильно вырос, и он меня потом уже безо всяких условий с собой брал.

Прежде я ни разу не бывал за границей. Для вас, наверное, чудная весть – в наше-то время студенты только и делают, что куда-то за гранты катаются. Но тогда-то, подумайте, еще порох с Первой мировой до конца не остыл – шастать туда-сюда было куда сложнее, чем до убийства эрцгерцога, когда и бумаги с тебя бы никто не спросил. От такого поворота люди вроде моего отца махнули на путешествия рукой – да и не хотелось им, думаю, своими глазами смотреть, как мир переменился.

Мы с Парвисом сели на двухтрубный пароход компании «Swedish-Lloyd», что отплывал из Тилбери в Гётеборг. Он себе выкупил каюту первого класса, а мне выпало соседствовать с юным шведом, «миссионером» – так он сам себя отрекомендовал. Две ночи напролет он молился вслух, то и дело приставал ко мне – хватал прямо за плечи и, чеканя каждое слово, расписывал ужасы ада и пользу раскаяния. Всякий раз по возвращении в каюту я находил английские религиозные брошюрки – то под подушкой, то напиханными в туфли.