Темные проемы. Тайные дела

– Она все еще играет на пианино, – сказал я. – Всякий раз, когда Агнесса ей позволит.

– Вот как, – сказал Блантайр, глядя мне в глаза. – Ну, это все. Я имею в виду, что касается отношений между ними. Вы сами поняли из своих наблюдений.

– Что касается их отношений, я бы поверил во что угодно. Но какая вторая причина?

– Вам обязательно спрашивать? Вы – не единственный, кто что-то видел и слышал… или говорил, что видел и слышал. Не то чтобы я хотел выразить какие-либо сомнения лично вам, сами понимаете.

– Элизабет сказала, всем гостям Тилберри является лишь однажды.

– Вот как? Это какое-то новое правило игры. Нет, оно и понятно – если такие вещи и происходят, с годами они проявляют себя все чуднее и чуднее. А я ведь давно уже не слежу особо за Кламбер-Кортом, хоть мне вроде как и положено. Не нравится мне это место, что уж там. Но в последнее время я и на улицу-то, считай, носа не кажу. Разве что если погода хорошая.

– Элизабет намекала, что люди видели его в самых разных комнатах дома.

– Ну, думается мне, раз парень до сих пор в доме, то почему бы ему не показываться там, где ему заблагорассудится? Возможно, у него есть определенная потребность быть увиденным. Что именно ему нужно – я понятия не имею, но ни одна из теорий, которые должны объяснять эти вещи, не заходит слишком далеко, сами знаете. Все говорят – телепатия, телекинез. А что за этими словами стоит? Где правда, а где выдумки? Возможно, и разницы особой нет между первой и вторыми. Я, напомню, не претендую на то, что мне известно все о случае в Кламбер-Корте.

– И более, как я понял, ничего не известно о том, что случилось между Тони и сестрами в то раннее утро?

– Ничего, ровным счетом. Но раз уж браться за это дело всерьез, то там много историй. Отец их, например, умер много лет назад, это все знают. Но не все знают, что он наложил на себя руки. Все это поняли, но как-то это замяли, и про то, почему он так поступил, даже слухов особых не водилось. Люди постарше, знавшие его, просто говорят, что он всегда выглядел подавленным и каким-то отстраненным или что-то в этом роде. В общем, Брейкспиры – не самое счастливое семейство. Мать стала странной после смерти мужа, хотя до сих пор жива.

– В Фонде меня заверили, что она тоже проживает в этом доме.

– Вот уж не думаю, – сказал Блантайр, слегка улыбаясь. – Об этом меня уведомили бы официально, не правда ли? Очередная небыль, порожденная недостатком фактов. Или вы слышали, как старая карга кричала в ночи, запертая в верхних покоях?

– Чего не слышал – того не слышал, – сказал я.

– Ну, надеюсь, и не услышите. Звучит кошмарно, уверяю.

Он говорил так, будто сам был хорошо знаком с этим явлением.

– На вашем месте, – продолжил он, – я не боялся бы этого дома и не позволял бы ему вогнать себя в тоску. Я говорю об этом потому, что, возможно, такое впечатление складывается из моего рассказа. Не думаю, что это необходимо. Да, повторюсь, лично мне Кламбер-Корт не нравится, но до сих пор привидение никому вреда не причинило, если только никто не использовал его как предлог. Не призраки хлопают тебя по голове – это ты делаешь сам, когда думаешь о них, и потом винишь их в этом, потому что не можешь понять сам себя. Знакомая картина, и подтвержденная свидетельствами. Только в книгах они несут опасность. Ну а что до пыли… все старые дома покрываются ею, если их отобрать у владельца, – пусть Фонд думает иначе, но это факт. Давайте я вам сделаю еще кофе.

Несмотря на заверения Блантайра, после этого я по-настоящему боялся не только Кламбер-Корта, но и двух сестер. К счастью, мне оставалось гостить у них всего четыре ночи – такие же постылые, как и дни.

Возвращаясь после встречи с Блантайром, я наконец-то повидал Оливию верхом – на довольно пожилой кобыле, которая когда-то наверняка была красивой чалой. Судя по всему, раньше я не заставал хозяйку за ее любимым занятием из-за того, что пробирался по сельской местности либо слишком рано, либо чересчур поздно. Копыта лошади лениво цокали мне навстречу по запущенному отвороту главной дороги; поводья висели свободно – наездница за них вовсе не держалась. Сложно было поверить, вопреки этой особенности, что Оливия слишком уж лихачит в седле и идет на лишний риск, в чем ее упрекала Агнесса. Я вполне мог поверить, что Оливия была способна на риск – и даже, может статься, жаждала его, – но эта черта если и была ярко выражена в ней, то только в прошлом; сейчас все иначе.