Темные проемы. Тайные дела

Судя по всему, празднующим полагался некий подарок – и монах был занят как раз тем, что эти подарки раздавал. Запоздалые гости уже выстроились в очередь. Всякий раз, когда монах одаривал кого-либо, мужчину или женщину, человек в ответ делал поклон и отходил в сторону. Сценка повторилась раза три, когда ребенок за стеклом вновь подал мне знак – его черед, видимо, уже прошел. Малышню, наверное, пропустили вперед – в очереди я не приметил ни одного ребенка. С другой стороны, не видать ее было и у окна. Я не видел, кто машет мне рукой – может, мальчик, может, девочка, но жест был скорее мальчишеский. Снова ответив ему, я подумал – пора бы идти дальше, не задерживаться; священник и ритуал с дарами меня, признаться, заинтриговали, но подсматривать так долго не стоило; меня могли принять и за грабителя. Но поняв, что я ухожу, ребенок стал изо всех сил зазывать меня в дом. Он до того отчаянно жестикулировал, что я не мог повернуться к нему спиной, Кроме того, я же иностранец – не хотелось совершить ошибку и показаться грубым. Так что я улыбнулся как можно более широко, повел плечами, будто в спешке, посмотрел на часы и постарался всем собой выразить сожаление. Тогда ребенок спрыгнул с подоконника, или на чем он там сидел, и выбежал в сад. Это и впрямь был мальчишка – лет, пожалуй, десяти, одетый не в шорты, а в бриджи, в ту пору девочкам такое носить не полагалось, и высокие, до колен, сапожки. Он каким-то образом управился с воротами – а на вид створки у тех были тяжелые, ржавые, приросшие к земле, – и, без страха ко мне подбежав, протянул на ладошке медаль. Вот что раздавал тот монах в доме – освященные медальки. Мальчик произнес что-то, но я, конечно, лишь руками в ответ развел.

– Я англичанин, – сказал я, особо на понимание не рассчитывая, и вернул мальчугану подношение.

Стараясь удержать, малыш ухватил меня за руку и взялся разыгрывать этакие немые сценки. Не представляете, до чего ловко у него выходило – из его пантомимы я без труда уловил, что талисман, который он хочет мне вручить, благословлен богом и приносит удачу. Он потешно изобразил всевозможные бедствия – от каждого медаль могла уберечь меня, хоть из трясины на соломинке вытянуть. И все, что от меня требовалось, – иметь ее в нужный момент при себе и в нужный момент перекреститься, зажав в кулаке. Увидев, что я теперь никуда от него не денусь, малыш отпустил мою руку и еще несколько раз повторил свое представление. И все без единого слова. Он был так настойчив, как будто решал вопрос жизни и смерти. Ну, собственно, так оно и оказалось…

– Именно так! – с уважением произнес бармен. Рорт смерил его нетерпеливым взглядом – но язык придержал.

– Я, вообще-то, в такие штуки особо не верю, – продолжал старик. – Но меня удивила его ум и искренность. Но с чего бы вдруг ему так переживать за меня?..

В конце концов я взял медаль, решив, что себе он запросто еще одну раздобудет, и как мог постарался поблагодарить его. А он просто встал по струнке – этакий карикатурный бойскаут в грязных сапожках, сделавший доброе дело, – и расплылся в улыбке. Что-то в ней было… особенное, чего в Англии уж точно не найдешь.

Я поразмыслил, стоит ли ждать чего-то еще. По всему выходило, что не стоит. Тогда уже я в свой черед пустился разыгрывать пантомиму, чтобы попрощаться – решил, что простые слова мне не помогут. Зря волновался – старое доброе английское «goodbye» мальчик понял.

Прежде чем уйти, я обернулся и посмотрел на дом. Священник в митре и рясе особняком застыл на крыльце, смотрел на нас с другого конца заросшей садовой дорожки. Я только тогда заметил его пышную седую бороду, скрывавшую лицо до самых глаз – что и говорить, православные священнослужители в самой плоти своей стремятся воссоздать образ Творца. Священник стоял, не двигаясь, а я понятия не имел, как быть, – в итоге лишь неопределенно улыбнулся и поплёлся прочь. Мальчик, едва я отвернулся, побежал назад к дому. Пройдя несколько ярдов, я глянул во мглу за спиной и не увидел ни праздника, ни света в окнах – деревья словно нарочно обступили дом плотнее, чем прежде. Не попалось мне больше и других домов, где бы еще праздновали, а те, что на обратном пути еще встречались, стояли запертые и мрачные, как усыпальницы.

Несмотря на сумерки и туман, ставший совсем уж непроглядным, обратный переход через мост не составил для меня никакого труда – я просто шел вперед, не думая о старых и рассохшихся досках под ногами. Только ступив на твердь другого берега, я припомнил – теперь я нахожусь под защитой подарка-талисмана. Странная, конечно, мысль – ведь по старому мосту и безо всякой потусторонней удачи можно пройти, если быть осторожным.