"Темные пути"

— Ну, я тебя предупредил. — Посмурнел тот. — Берегись, Валера, берегись, угроза более чем реальна. На наше счастье Арвид с Ростогцевым не знали, что именно ты ищешь, для них кулон остался только не очень хорошим рисунком на бумаге, потому круг осведомленных лиц крайне узок. Мы с тобой, Марфа и… Так кого она с тобой отправляла в дом Митрохина из своих ближниц? Просто я бы лично с этой девицей переговорил для пущего спокойствия. Ты мне стал очень дорог, все твои беды я крайне близко к сердцу принимаю.

Интересно, а почему он уверен в том, что это была не Стелла? Ведь именно она всегда за мной хвостиком ходит. Точнее, ходила, последние дни от нее ни слуха ни духа нет. Не звонит, в квартиру не ломится, завтраком не кормит, убить не обещает. Я даже по ней скучать начал, как мне кажется.

— Карл Августович, не забивайте вы себе голову всякими пустяками, — попросил я антиквара, туша сигарету о край урны, стоявшей рядом со скамейкой. — Вон сколько всего накрутили вокруг происшествия, к которому лично я вообще никакого отношения не имею. Ну, обнесли Митрохина какие-то удальцы, честь им и хвала, а также тюремный срок, если попадутся. Ну и если они вообще до суда доживут. На самом деле кулон мне достался куда проще и обыденней, без особых приключений, я бы с радостью рассказал вам эту историю со всеми деталями, но обещал молчать. Слово свое я всегда держу, как вы знаете, потому просто поверьте, что это так. И потом — где я и где уголовщина?

— Хорошо, если так. — Глаза Шлюндта серебристо сверкнули, как видно, на них упал луч яркого утреннего солнца. — Мне такой поворот событий только в радость. Тогда мы, пожалуй, забудем о том, что кулон покойной супруги Митрохина возникал в нашей жизни, и отправимся навстречу новым приключениям. Как тебе такое предложение?

— Виват! — гаркнул я. — В путь!

— Гренадер. — Одобрительно хлопнул меня по груди антиквар. — Как есть гренадер. Грудь колесом, глаз искрит! Разве только что ростом маленько не выдался да усов нет.

— Чего это не выдался? — обиделся я. — В школе в шеренге на физкультуре вторым стоял, между прочим! А в институте — так и вовсе первым.

— Против тех молодцев все же низковат, низковат, — хихикнул старичок. — Там такие верзилы были, что ты! Петр Алексеевич Аниките Репнину, что ведал набором в полк сей, даже специальную меру выдал, чтобы, значит, кандидат ей соответствовал. Так князь с тем дрыном от Нижнего Новгорода до Свияжска и проехал, каждого рекрута лично обмерял, царского недовольства боялся. Ладно, это все преданья старины глубокой, чего ее вспоминать? Поехали уже, время не ждет.

Против моих ожиданий ехали мы недолго. Я, если честно, думал, что место, где спрятан клад, потребный Шлюндту, находится бог весть где, но нет, ошибся. Мы от МКАДа отъехали километров, может, на сорок по Симферопольскому шоссе, после еще немного отмахали по однополоске вдоль полей, а под конец углубились в лес по дороге, которую таковой только с большой натяжкой назвать можно. И по качеству, и по принадлежности, поскольку она, по сути, никуда не вела, закончившись у покосившихся металлических ворот. Забора слева и справа от них не было.

— Прибыли, — весело сообщил мне антиквар. — Вот где-то тут и лежит одна захоронка, на которую я давно зуб точу.

— Здесь? — Я выбрался из машины и уставился на покосившиеся и частично разрушенные двухэтажные здания с черными подслеповатыми проемами окон. — Откуда? Боюсь ошибиться… Хотя нет, не боюсь. Карл Августович, это же детский лагерь отдыха, точно вам говорю. Меня отец в подобный пару раз отправлял, чтобы я в нормальный здоровый детский коллектив интегрировался, а не со своими приятелями-бездельниками дурью за игровой приставкой все лето маялся.

— И как, интегрировался? — заинтересовался водитель, которого звали Вован. Так он сам мне представился. Второй помощник Шлюндта отставать от коллеги не стал, отрекомендовавшись Жендосом. Вот такая дружная парочка. — Получилось?

— Как пяток носов особо бойким пацанам за первые два дня разбил, так и интегрировался, — ответил я. — Правда, и мне перепало от них маленько, но это фигня. Да вообще в этой связи все просто и понятно — не верь, не бойся, не проси. А вот жрачка там была лютая, на машинном масле. Я после лагеря этого дома недели две отъедался.

Подручные антиквара переглянулись, но говорить ничего не стали.