Темные сказки Лайкарры (СИ)

   О да, как он сейчас ненавидел тех, кто в один день сломал, уничтожил всю его жизнь, одним небрежным движением зачеркнув и скомкав ее, словно испорченный черновик письма. И в то же время... он был благодарен. За то, что именно так, именно через эту свою "смерть" он стал самим собой.

   Вивьен ней Истис. Теперь его имя должно звучать так. Отверженный родом Истис. Ведь он теперь, по сути, изгой, раз уж не захотел становиться покойником. Но оборотень ясно отдавал себе отчет, что не хочет иметь ничего общего с народом матери, раз уж даже внешность его теперь мало в чем напоминает эльфийскую. Только теперь, потеряв часть себя, он наконец мог признаться, как было тесно в жестких рамках эльфийского мира. Тесно и горько. Неприятно видеть брезгливое безразличие в глазах братьев, чистокровных светлых, неприятно улавливать волны презрения, исходящие от окружающих, неприятно видеть стылую тоску в глазах матери. Она всегда тосковала по его отцу, но никогда - по самому Вивьену. Он был лишь болезненным напоминанием об утраченном возлюбленном. Так что делить с детьми Тиалиссы ему больше было нечего, хотя они и задолжали ему. По крайней мере, некоторые из них. Но долг крови и жизни с них можно спросить и потом. Сейчас же тени звали его подальше отсюда.

   - Придумай мне имя, - неожиданно для самого себя попросил он Диннес. Дриада чуть нахмурилась, пристально глядя слепыми омутами глаз, а потом внезапно улыбнулась-оскалилась, показав острые клычки. Листья в ее волосах налились малахитовой зеленью.

   - Твое имя Шион Нэй.

   - Почему? - только и спросил он.

   - "Шион" - чтобы не напоминать, кем ты был когда-то, а "Нэй" - чтобы ты никогда этого не забывал.

   И это тоже был единственный правильный ответ. Он каким-то глубинным чутьем, еще нечетким и слабым, ощутил, что так и должно быть. Это действительно его имя. Единственно верное. Единственно возможное.

   Шион. Как шелест ветра в кронах вечных дубов, как шуршанье опавшей листвы под скользкими боками лесной гадюки, как шорох умирающих трав под мягкими подушечками лап. Имя-вздох, имя-шепот. В нем - танец тени, в нем - страсть, в нем - забвенье.

   Нэй. Короткое, звонкое, отчаянно-гордое. И в то же время плавное, тягучее, мягкое. Отрицание и обещание, звериная кличка и имя души... мне определенно нравится. Ведь в этом имени - он сам.

   Они с Диннес больше не говорили. Ни к чему слова, ведь все самое главное она уже сказала, а более спросить было не о чем. Еще слишком рано задавать вопросы. Он еще не знал, кто и что он такое, еще не понял, к чему теперь идти. Но никто и никогда больше не будет решать за него. Ни прошлого, ни дома, ни обязанностей. Зато впереди - весь мир, огромный и неизведанный, сотни и тысячи троп, на которые он ни разу не ступал. У него есть имя. А еще у него есть он сам. И в этот момент Шион ощущал себя куда богаче всех королей и архимагов этого мира.

   Диннес отвела взгляд и еще больше склонила голову, будто прислушиваясь. А потом уронила одно единственное короткое слово:

   - Пора.

   И он согласился. Вышел, слегка поклонившись молчаливой дриаде и ни разу не оглянувшись. На ковер из опавших листьев ступил уже зверем. Вещи, увязанные в компактный узелок, оказалось так легко унести в зубах. Прохладная осенняя земля приятно пружинила, ложась под мягкие подушечки кошачьих лап.

   " Хей, мир! Ты ведь ждешь меня?"

Жадность и ее последствия

Нет отца да матери -

иди воровать, а

страшно воровать, так

полезай на паперть.

Тол Мириам, "Песни черни"

5 день месяца штормов 1658 года от В.С.

Сеун, столица империи Сарешш

1

   Жирная весенняя грязь у покосившегося забора сыто чавкнула, принимая в свои гостеприимные объятия крышку люка. Струйка мутной жижи моментально устремилась в открывшийся провал и тяжелыми зловонными каплями закапала на белобрысую макушку, что как раз в этот момент обозначилась в черноте подземелья. Смачно ругнувшись, человек бодрее задвигал руками и ногами, стремясь как можно быстрее покинуть подземелье.

   Прожогом выскочивший из люка человек оказался всего лишь мальчишкой-оборванцем лет десяти на вид. Чумазая мордашка покрыта разводами, в светлых волосах, помимо грязи, запуталась еще и паутина, много раз латаная одежда не прикрывает тощие руки и ноги, покрытые синяками. Типичный бездомный бродяжка из тех, что толпами валят в столицу в поисках лучшей жизни или, на худой конец, хоть какого-то куска хлеба. Только взгляд черных, словно угольки, глаз несколько выбивается из общей картины, слишком уж цепкий и пристальный. Хотя кто там будет присматриваться...