Темные сказки Лайкарры (СИ)

   - Поколотила, чего уж там, - не сдержала улыбки Марина. Семью старосты она не очень-то жаловала. - Говори, как есть.

   - Короче, когда я его побила, он признался, что священник на проповеди говорил, будто скоро все изменится и ведьм изведут.

   - Не обращай внимания, дочка, - повела покатым плечом травница. - Чай, не в Грейсе живем, все образуется.

   - Мама, мне не по себе, - зябко поежилась девочка, серьезно глядя на мать.

   - Не бойся, я с тобой, - ободряюще улыбнулась Марина.

   Вот только почти звериное чутье не подвело Иссу...

1661 год от В.С.

Аллирия, село Подлесье

2

   - Ой, соседушка, что ж делается-то! - сокрушенно вздыхает дородная тетка в крахмальном переднике, неодобрительно качая головой. - Говорят, война началась. Что ж будет теперь?

   Ее собеседница, не менее внушительная бабища, лишь качает головой. Война - это не только смерть. Война - это еще и голод, увеличение налогов, набор рекрутов. Война - это толпы беженцев, нищих, осиротевших детей... Скоро, совсем скоро прокатится она кровавой волной по притихшей стране...

   - С кем хоть воюем-то? - шамкает старый гончар Марко, так же, как и кумушки-соседки, в этот погожий весенний денек выбравшийся к центральному сельскому колодцу погреть кости да почесать языками. - Опять степняки, али баронская вольница?

   - Ой, дядьку, страшное дело, - переходит на громкий шепот первая тетка, мельничиха Дарька. - Слыхала я, будто сами святые отцы нам войну объявили. Поход за веру, во! - она наставительно поднимает вверх палец, а сама при этом воровато озирается - не услышал ли кто чужой?

   - То добре, - одобрительно кивает старый гончар. - Давно пора с трона этих нечестивцев-колдунов свергать. А то ж где это видано, королевская дочка послов вусмерть уколдовывает! - Марко воинственно потрясает узловатой клюкой и, тяжело прихрамывая, уходит от колодца, огорошить старуху-жену радостным, но тревожным известием...

   - Пожалуй, прав старый хрыч, - задумчиво произнесла вторая баба, жена старосты деревеньки Подлесье. - Это ж если святые отцы победят, будем под рукой светлого Престола жить, как истийцы... Никаких тебе колдунов...

   - Так-то оно так, - с сомнением отзывалась другая, - но вот что-то я от нашей ведьмы никогда худа не видала.

   - Ты это брось, - прикрикнула ее собеседница. - Маринка-то может плохого не делала, да все равно она девка солдатская, гулящая, да еще и ведьма. А этот выродок ее? - старостиха зло сплюнула. - Вечно она моего сыночка бьет, проклятущая. Я ее скалкой отлупила, так она не в плач, как нормальные дети, а только зеньками своими бесстыжими на меня зло так смотрела. А глаза-то - ой же ж страсть! - светлые-светлые, аж седые какие-то.

   - Врешь поди, - усомнилась жена мельника, - видала я ее глаза, нормальные они, ярко-голубые, почти синие.

   - То ж она ведьмачка, поди, и глаза цвет меняют. Ну ничего, скоро будет на них управа, отцы-инквизиторы ведьм не жалуют, - злорадно изрекла старостиха и, сочтя тему исчерпанной, подхватила коромысло и степенно удалилась, колыхая необъятным задом.

   А с запада, из-за Истийской границы, медленно и неумолимо, словно грозовые тучи, вступали на земли Аллирии все новые и новые полки. Святое воинство светлого Престола шло на войну с еретиками и колдунами...

   *****

   Они пришли на рассвете.

   В тот мимолетный, хрупкий и звонкий, как тонкая льдинка, момент, когда на востоке из серого влажного марева вырывается первый, тускло-малиновый солнечный луч. Лиловое зарево только-только охватывало небо, земля еще куталась в полотнища тумана, стелящегося над травами, а по центральной улочке в грохоте подков и звоне сбруи вилась длинная стальная змея. В маленькую, забытую богами и людьми деревеньку вступал отряд храмовых рыцарей.

   Проснувшиеся селяне выскакивали из домов в чем были и молча смотрели на пришельцев. Женщины благоразумно не высовывались. Хоть и воины храма, а все ж мужчины, не стоит лишний раз глаза мозолить...

   Колонну вел уже немолодой рыцарь. Хмурое лицо, изборожденное глубокими, словно старые шрамы, морщинами, "украшали" вислые седые усы; длинные, все еще густые волосы собраны в хвост, холодные светло-серые глаза внимательно изучают окрестности, подмечая малейшие детали. Старый воин, не знающий ничего, кроме войны, накрепко сросшийся со своим оружием и доспехами. Следом за рыцарским конем, флегматичным битюгом каурой масти, трусил на небольшой лошадке северной породы пожилой монах со знаком Единого, приколотым к грязно-серой рясе. Узкое костистое лицо аскета было изжелта-бледным, стискивающие поводья сухие узловатые пальцы сильно дрожали, но на изможденном лице монаха блуждала улыбка. Предвкушающий огонек в водянисто-зеленоватых глазках не сулил окружающим ничего хорошего.

   Вытащенный прямо из постели староста, наскоро проморгавшись, побежал встречать "дорогих гостей". Привычно гнущий спину холоп, он чуть ли не стелился по земле перед копытами коня предводителя отряда и что-то лепетал. Лицо старшего храмовника скривилось, как от кислого, воин терпеть не мог холуев. А вот монашек расцвел, как роза, заулыбался еще паскудней.