Темные тайны

– Господи! Да просто. Я был неуверенным в себе мальчишкой. Либби, мне было пятнадцать лет. Всего пятнадцать! Я понятия не имел, что значит быть мужчиной. Раннер мало чему меня научил. До этого я был ребенком, на которого никто особо и внимания-то не обращал, а тут вдруг ни с того ни с сего люди стали на меня смотреть так, будто я их напугал. Я в одночасье сделался взрослым.

– Взрослым, которого обвиняют в убийстве членов своей семьи.

– Хочешь назвать меня идиотом, придурком – называй, твое право. Но для меня все было просто: я сказал, что этого не делал, я знал, что этого не делал, и – не знаю, может, сработал защитный механизм – я не отнесся к этому с должной серьезностью. Если бы я реагировал так, как того от меня ожидали, я, возможно, не оказался бы здесь. По ночам я выл в подушку, но днем, когда меня могли увидеть, изображал из себя крутого парня. Поверь, я знаю, что вел себя как последний кретин. Но разве можно ожидать слез от пятнадцатилетнего подростка, который дает показания в суде в присутствии знакомых! Я считал, что меня, конечно, оправдают, а потом в школе все будут восхищаться моей крутизной. Дурак, я себе это все время представлял. Я и подумать не мог, что нахожусь в реальной опасности… оказаться в этих стенах. – Он плакал. – Видишь, меня теперь не очень заботит, что меня видят плачущим.

– Мы должны все исправить, – наконец произнесла я.

– Ничего не исправишь, Либби, – по крайней мере, пока не найдут того, кто это сделал.

– Тебе нужны новые адвокаты, – пустилась я в рассуждения. – Сейчас можно столько всего при помощи исследования ДНК сделать… – ДНК мне казалась чем-то вроде волшебной палочки, способной вызволить из тюрьмы.

Бен засмеялся, не разжимая губ, точно так же как делал в детстве, от этого смеха становилось не по себе.

– Ты сейчас говоришь, как Раннер, – сказал он. – Приблизительно каждые два года я получаю от него письмо: «ДНК! Нам нужно раздобыть немного ДНК». Как будто у меня где-то залежи этого добра, а я не хочу делиться. «Д-Н-К», – повторил он тоном Раннера, так же, как папенька, энергично тряся головой и выпучивая глаза.

– Ты знаешь, где он сейчас?

– В последнем письме сказано, что его можно найти в мужском приюте Берта Нолана – это где-то в Оклахоме. Он попросил прислать ему пятьсот долларов, чтобы продолжить исследования от моего лица.

Приподняв рукав, Бен почесал руку, и я успела заметить, что там вытатуировано женское имя, которое заканчивалось то ли на «олли», то ли на «алли». Я постаралась сделать так, чтобы он понял, что я заметила татуировку.

– А-а, это? Бывшая любовь. Мы сначала были друзьями по переписке. Я думал, что люблю ее, думал жениться, но она не захотела связываться с человеком, осужденным пожизненно. Жаль только, что не сказала об этом до того, как я сделал татуировку.

– Больно было, да?

– Скорее щекотно.

– Я имею в виду ваш разрыв.

– Вообще-то хреново.

Охранник предупредил, что в нашем распоряжении осталось три минуты, и Бен вздохнул:

– Трудно решить, что сказать за три минуты. За две минуты можно начать строить планы на следующее свидание. За пять минут – закончить разговор. А что за три? – Он вытянул губы дудочкой и присвистнул. – Я очень-очень надеюсь, что ты снова приедешь ко мне. Благодаря тебе я понял, как соскучился по дому… Вы с мамой – просто одно лицо.

Пэтти Дэй

2 января 1985 года

11:31

После ухода Лена Пэтти снова заперлась в ванной. Перед глазами стояла его плотоядная улыбка, словно предлагавшая нечто отвратительное – помощь, которая, она это точно знала, ей не нужна. Дочери вы́сыпали из детской, как только услышали, что дверь за ним закрылась, но после короткого совещания громким шепотом за дверью ванной решили оставить ее в покое и вернуться к телевизору.

Тело покрылось холодной испариной: родительская ферма погибла. Где-то в животе шевельнулось то самое чувство вины, которое когда-то помогало быть послушной и хорошей девочкой, – этот вечный страх расстроить, разочаровать родителей («Пожалуйста, Боженька, пожалуйста, сделай так, чтобы они не узнали»). Они доверили ей ферму, а она не оправдала доверия. Они сейчас смотрят на нее с небес – папа обнял маму за плечи – и укоризненно качают головами: «Ну как такое могло произойти, что в тебя вселилось!» Так говорила мама, когда ее ругала.