– Она в Салине. А я вот решил зайти… ну, чтобы убить время. Мне тут ребята не дают скучать.
– Мы слыхали, что вы подрались, – сказала девица, расцветая лукавой улыбкой в два тонких полумесяца. – И про другую жуть тоже.
Лицо Трея, словно высеченное из мрамора, оставалось непроницаемым: невозможно было понять, о чем он думает. Он смотрел на расположившуюся на полу группу и устроившегося рядом Бена и, похоже, впервые в жизни не знал, как реагировать.
– Ну и о чем же он вам рассказал? – Он выхватил у девчонки банку с пивом, даже не удостоив ее взглядом, – он не спускал глаз с Бена. Бен вдруг подумал, а не спал ли Трей с ней: он однажды стал свидетелем того, с каким пренебрежением тот бросил своей бывшей подружке: «Я встрече с тобой не рад, но и не злюсь из-за этого. Мне вообще по фигу, есть ты или нет».
– Он рассказывал какие-то страсти про дьявола и чем вы занимаетесь, чтобы его ублажить, – сказала девица.
При этих словах ухмылка сошла с лица Трея, он сел почти напротив, но Бен старался на него не смотреть.
– Слушай, Трей, – подал голос Алекс, – ты вроде как индеец, да?
– Да. Хочешь, чтобы я снял с тебя скальп?
– Но ты ведь только наполовину индеец? – сказала девчонка.
– У меня мать белая, и я не кадрюсь с индейским бабьем.
– Почему? – спросила она, проводя мундштуком по волосам.
– Потому что Сатана предпочитает трахать белых цыпочек. – Он усмехнулся и посмотрел на нее, слегка наклонив голову; она было захихикала, но он не менял выражения лица, и она замолчала, а ее страшненький парень снова обхватил рукой ее ягодицу.
Конечно, треп Бена им понравился, но у Трея был куда более зловещий вид. Он сидел перед ними, скрестив ноги, и смотрел на них, казалось, вполне дружелюбно, но в этом взгляде не было теплоты. И сидел-то он вроде как в простецкой позе, но и руки и ноги были устрашающе напряжены. Во всем его облике было что-то очень недоброе. Никто больше не отваживался передавать косяк по кругу.
Несколько минут они сидели в напряженной тишине. Трей своим видом напрочь лишал их присутствия духа. Обычно он вел себя шумно – этакий крутой парень, большой охотник до пива и помахать кулаками, но когда бывал не в духе, казалось, он сотней невидимых пальцев тычет всех в плечо. И опускает. Всех.
– Ты остаешься или как? – вдруг обратился он к Бену. – Я на колесах. Можем поехать к Диондре, ключи у меня есть. Чем торчать в этой дыре, подождем ее дома.
Бен кивнул, неловко помахал присутствующим и последовал за Треем; тот, выйдя на улицу, швырнул в снег банку из-под пива. Что-то внутри у Бена определенно изменилось. Слова застревали в горле. Залезая в кабину, он попытался извиниться перед Треем, который по какой-то непонятной причине спас его от позора. Кстати, а почему у него ключи от дома Диондры? Может быть, потому что он их у нее попросил?
– Ну что, готов доказать, что способен на то, о чем ты там трепался? – сказал Трей, сдавая назад. Его грузовик больше напоминал танк, поэтому Трей направил машину прямо через чье-то поле: она запрыгала по пенькам от прошлогодней кукурузы, то и дело перемахивая через ирригационные каналы. Бен чуть язык себе не откусил – пришлось ухватиться за подлокотники. Трей бросил многозначительный взгляд на его побелевшие от напряжения руки.
– Конечно готов.
– Что ж, может, сегодня вечером ты станешь мужчиной. Может быть.
Он щелчком включил магнитофон. Из динамиков прямо в лицо Бену ударили слова из песни «Железной девы»: «Число Зверя шесть-шесть-шесть… Сатана… жертвоприношение…»
Музыка билась в голове, мозг кипел, как горячее масло на сковородке, внутри просыпалась дикая злоба – эти ощущения возникали всегда, когда он слушал тяжелый рок. Гитара не отпускала, заводила все сильнее, и голова в такт заходила ходуном – вперед-назад, вперед-назад; звуки ударных били в позвоночник, поднимаясь вверх. Дикая злоба перерастала в безумную ярость, не давая здраво мыслить и заставляя трястись, как заводную куклу. Казалось, тело сжато в кулак и готово распрямиться и нанести удар.
Либби Дэй
Дорога между Канзас-Сити и Сент-Луисом выливается в скучное многочасовое сидение за рулем, которое ничего, кроме отвращения, не вызывает. Унылая мертвенно-желтая равнина утыкана придорожными щитами. Свернувшийся котенком человеческий эмбрион на щите «Аборт останавливает биение сердца»; комната, озаренная кроваво-красным отсветом огней «скорой помощи» на щите с надписью: «Специалисты по очистке места преступления»; весьма несимпатичная особа призывно строит глазки водителям со щита «Джимми приглашает в свой потрясающий мужской клуб». Количество щитов, навязывавших путникам любовь Христа, было прямо пропорционально рекламировавшим порно, а в названиях придорожных забегаловок с удивительным постоянством появлялись кавычки в самых неподходящих местах: «Кафе Герба – „лучшая“ еда в округе», «Жареные ребрышки от Джолин – заходите на „восхитительные“ ребрышки молодых барашков».