Темные тайны

– Проклятие! – Внезапно Харт подскакивает ко мне и сильно сжимает мои плечи, а затем тихо и сдавленно произносит: – Ты не должна ходить сюда вечером, Грей. – Харт одновременно зол и испуган. Это напоминает мне случай, когда я была ребенком и Лапочка поймала меня за игрой со спичками в сарае.

– Ты делаешь мне больно, – говорю я.

Харт встряхивает меня.

– Хочешь закончить, как Элора? Это опасно. Не смей больше, ладно?

– Угу. – Я в замешательстве. Никогда я не видела Харта таким. – Конечно, – бормочу я. – Хорошо.

– Послушай меня. – Он ослабляет хватку, но не отпускает от меня. – Здесь, в темноте что только не происходит, Грейси. – Харт убирает руки, и я отступаю на пару шагов. – Случаются разные опасные ситуации.

Я киваю:

– Я буду осторожнее. Обещаю.

– Мне нельзя и тебя потерять. – Он садится на старый деревянный ящик, и мне кажется, будто Харт сломается, как та гнилая доска, если бы я до него дотронулась, он бы рассыпался в труху. – Прошу тебя, Грейси.

Впервые в жизни я вижу, что Харт едва сдерживает слезы, но он не плачет. Лишь смотрит вдаль, на широкую, илистую реку. И проходит долгое время, прежде чем Харт произносит:

– Она не вернется, ты ведь это знаешь, верно?

– Не надо, пожалуйста!

– Кто-то убил Элору. Тебе нужно смириться с этим, и если это не Кейс, тогда я не понимаю, кто это мог быть.

Вот так.

Во всеуслышание.

Мы долго и молча сидим. Минуты ползут медленно, как речные баржи. Харт вытаскивает сигарету и прикуривает ее, пока мы наблюдаем за маленькими буксирными судами, снующими туда-сюда по Миссисипи. Он откидывает голову, чтобы выпустить струю дыма, и это напоминает мне пар из трубы парохода.

– У нас была драка, – признаюсь я. – Весьма серьезная, в последнюю ночь, в августе прошлого года.

Харт докуривает сигарету и тушит ее каблуком сапога.

– Из-за чего?

Я пожимаю плечами:

– Так сразу и не скажешь… Из-за того, что Элора хотела уехать отсюда, а я, наоборот, вернуться. Да много из-за чего. – Я смотрю на сигаретный дым, который висит в неподвижном послеполуденном воздухе. Мне хочется подобно этому дыму уплыть вдаль. – К этому все шло. У Элоры возникло ощущение, словно она задыхается, ее душит это место, моя дружба. – Теперь Харт внимательно смотрит на меня. – А я не очень-то хорошо это восприняла.

«Я не могу быть только твоей, Грей! Господи, нам ведь уже не шесть лет. Мне нужно нечто большее. Да и тебе, уверена, тоже».

– Она постоянно куда-то убегала, лгала мне, отстранялась. – Я делаю глубокий вдох. – Вот почему я думаю, что Кейс прав, возможно, был кто-то еще. Какая-то тайная любовь, потому что отношения между нами изменились. – Я наконец с кем-то поделилась, так долго держала в себе, опасаясь, что если произнесу вслух, то это станет правдой. – Элора уже не любила меня так, как раньше.

Харт вздыхает, он убирает влажные кудри со лба, но непослушные пряди опять падают обратно.

– Она все равно любила тебя, Грей. Что бы там ни происходило между вами прошлым летом, Элора любила тебя больше, чем кого-либо. Я это знаю точно.

Харт поднимается, но я хватаю его за руку, останавливая.

– Ринн кое-что сказала мне вчера вечером. Это глупо, но… – Я чувствую, как мое лицо заливается краской. Это глупо. Мне не следовало вообще об этом заговаривать, но теперь Харт пристально смотрит на меня. – Она сказала, что видела, как до Элоры добрался ругару.

– Ты ведь в это не веришь, правда?

– Разумеется, нет. Но…

– Это же Ринн!

– Да, однако она что-то видела.

– Грейси, а если Ринн даже не выходила из дома в ту ночь? Она небось рассказала тебе одну из своих баек. – Харт засмеялся, только вот его глаза не улыбались. – Сделай мне одолжение, Печенька, и все-таки посиди дома сегодня вечером. – Он поворачивается и шагает прочь по дощатому настилу. – Ругару или нет, а я не хочу, чтобы ты гуляла тут в темноте.

Когда Харт уходит, единственное, о чем я могу думать, это о прохладе кондиционера, но на ступеньках магазина меня ждет Ева, она опять следила за нами.

За нами с Хартом.

Дует легкий ветерок, и я поднимаю лицо ему навстречу. Звон колокольчиков пронзает удушающую послеполуденную жару. Теперь с выступа крыши, прямо напротив окна спальни Евы свисают уже три самодельных творения. Самое новое сделано из старого столового серебра. Вилки и ложки звякают о цветные кусочки отполированного рекой стекла.

– Эти колокольчики очень красивы, – произношу я. – Готова поспорить, что Лапочка могла бы продать их в своем магазине и поделиться выручкой. – Дядя Евы, Виктор – ловец креветок. У него собственная лодка, но денег он зарабатывает немного, и я знаю, что их семье тяжело, как и всем остальным здесь.

– О… – Ева поворачивается, чтобы посмотреть на колокольчики. – Я бы никогда не продала их. – Ее голос даже тише, чем обычно, словно она боится, что ее творения могут услышать. Ева предлагает мне очередную пластинку засохшей жвачки, я беру ее и сажусь рядом.

– С Хартом все будет хорошо? – спрашивает она, в ее голосе звучит забота. Ева всегда считала Харта героем, честно говоря, все мы считали, но такое неприкрытое преклонение?

– Не знаю, – отвечаю я. – Очень на это надеюсь.