Темные удовольствия

— Я никогда не говорил этого, Золушка. Я знаю, кто я. Плохой парень до мозга костей. Сломленный.

— Я знаю. Хорошие парни не целуются так, как ты.

Возле ее брови свисал локон, отвлекая мое внимание. Я откинул его назад.

— У тебя большой опыт в поцелуях с хорошими парнями?

Она покачала головой.

— Я целовалась только с плохими парнями.

Хотя я точно знал, что до меня Ева была девственницей, я предполагал, что она также никогда не целовалась. Так казалось во время налета в аптеке той ночью. Но, возможно, на самом деле она целовалась со случайными парнями то тут, то там. Эта мысль иррационально разозлила меня.

— Назови мне их имена.

Собственническое рычание едва успело сорваться с меня, когда она наклонилась и прижалась своим ртом к моему. Ее губы двигались неумело. Ее техника была небрежной и неуверенной. Ее слюна все еще имела привкус рвоты, и всё же мое тело отреагировало. Я взял под контроль беспорядочный поцелуй, замедляя его, плавно соединяя наши рты и поглаживая своим языком ее.

Она вцепилась в мою футболку и притянула меня к себе. Я прижал ее к дивану, мой рот целеустремленно двигался по ее губам.

Черт. Поцелуй с Евой всегда был кульминацией моей гребаной недели.

Она извивалась подо мной. Моя грудь наполовину закрывала ее, и она упиралась в меня своими сиськами. Ее рука схватила мою и опустила ее вниз по своему телу и между ног. Лишь небольшой клочок кружева отделял ее горячую киску от моей руки.

Пока нет, Золушка, пока нет, но скоро. Я хотел, чтобы Ева мучительно осознавала реальность, когда будет умолять меня трахнуть ее снова.

Я с усилием отдернул руку от ее киски и вместо этого запустил ее в волосы. Она застонала мне в рот, когда я схватил ее за косу и откинул голову назад, чтобы поглощать ее еще более тщательно. Я терся бедрами о край дивана. То, что Ева взяла инициативу в свои руки принесло мне колоссальное удовольствие. Я и не подозревал, что так отчаянно нуждаюсь в первом шаге от неё, пока это не случилось.

Но… она была не в себе, и мы должны были остановиться. Мне нравилось видеть капитуляцию в ее глазах, когда ее похоть побеждала здравый смысл и неприязнь ко мне. Мне нравилось видеть, как она умоляет, понимая, что проиграла битву со мной.

Со стоном я оторвал свои губы от нее и переместился к уху, облизывая нежную раковину, пока она не задрожала.

— Для чего это было? — спросил я хриплым голосом.

— Ты единственный мужчина, который когда-либо целовал меня… и ты хорош в этом. Я же говорила, что целовалась только с плохими парнями.

Эти слова вызвали во мне приступ собственнического удовлетворения. Единственный мужчина? Черт возьми, да. Мне понравилась эта мысль. Очень понравилась.

— Я так устала. Это нормально — так уставать после трех коктейлей?

Нет, но это из-за рогипнола.

— А теперь спи, Иви. Утром ты будешь чувствовать себя отвратительно, и ты заслужила это за то, что нарушила мои правила.

— Ты и твои правила, — пробормотала она, ее губы изогнулись в улыбке, прежде чем она отрубилась. Ее лицо разгладилось, а глаза закрылись.

Наконец-то я мог смотреть на нее сколько угодно.

Я убрал со стола использованные медицинские принадлежности и вымыл руки в ванной.

Она все еще спала, когда я вернулся и поднял ее на руки. Ночью в гостиной было холодно, а она была полуголой. Я отнес ее в нашу комнату, и пока я шел, она зарылась в мою грудь, ища утешения. Это движение заставило мое сердце странно забиться, как будто оно давно забыло, как это делается, и только что вспомнило.

Откинув одеяло, чтобы положить Еву на простыни, я уложил ее на кровать, а затем надолго застыл над ней.

Ева действительно была здесь, вся моя, скрытая темнотой. Я не мог оставить ее спать в этой одежде, не так ли? Она была перепачкана кровью и блевотиной. Было неправильно бросать Еву так. Ее платье блестело в тусклом свете, и я хотел, чтобы оно исчезло. Мои руки потянулись к подолу, прежде чем я смог остановиться. Я все еще был чертовски тверд после нашего поцелуя, и похоть затуманила мои мысли.

Я задрал его до талии, и моему взору предстали ее трусики. Неоново-розовое кружево. Я стоял и смотрел на них целую минуту. Я ожидал чего-то более спортивного и практичного, вроде ее обычных маленьких трусов-шортиков. Ева была полна сюрпризов. Она повернулась, выгнув спину, пытаясь устроиться поудобнее.

Платье было очень тесным, и стянуть его с головы казалось невозможным. В ее тумбочке лежали маникюрные ножницы. Я запомнил это после тщательного обыска, который провел, когда она только переехала и сразу же пошатнула мою решимость держаться от нее подальше. Я взял в руки маленькие золотые ножницы. Это платье не годилось для выхода на публику. Во всяком случае, не для Евы. Она надевала его в последний раз.

Я поднес ножницы к подолу и без малейших угрызений совести разрезал эластичный материал. Он разъехался в стороны, открывая небесно-оливковую кожу. Я разорвал декольте и платье полностью распахнулось.

Твою ж мать.