Темные ущелья

Рингил фыркает.

– Оно меня не так сильно хотело, когда я пытался призвать тот долбаный стихийный туман на пляже Семпета, верно?

– Семпетра.

– Какая разница. Не помню, чтобы в тот раз меня кто-то торопил.

Хьил пристально смотрит на него.

– Ты призвал его за пять дней, Гил.

– Ну да, пять долгих гребаных дней.

– Но… – Обездоленный князь то ли кашляет, то ли недоверчиво смеется. – Я видел, как люди трудились месяцами, чтобы освоить те последовательности. Месяцами, Гил. Кое-кому это так и не удалось. Ты же справился, словно только этим и занимался всю жизнь. На тебя смотришь, и кажется, что это легко.

– Зачем ты повел меня снова смотреть на эти сосуды? – Рингил его отпускает. Отталкивает в тесноте палатки, как будто пытается от чего-то освободиться, внезапно сменив галс. – Ты знал, что я больше их не услышу, верно? Ты этого ожидал.

Хьил отворачивается.

– Я не знаю.

– Знаешь, знаешь. – Он молчит, и Гил начинает злиться. – Ну же, Хьил. Поговори со мной, мать твою.

– Я… – Хьил качает головой. – Послушай, существует традиция. Существовала раньше, теперь я это запретил. У моего народа, если ребенок совершал преступление – что-то серьезное, украл какую-то вещь, сильно ранил кого-то или рассказывал о нем опасную ложь, – его уводили на Задворки. Заставляли приложить к уху горлышко сосуда. Говорили, что это звучит первое мировое зло – такое, каким оно было до того, как его выпустили на человечество. И если они продолжат идти по избранному пути, это зло придет за ними. Они услышат его у себя за спиной – оно будет все ближе, все громче. – Быстрый судорожный жест, как будто ему стыдно. – А потом, если преступление было особенно тяжким, ребенка оставляли на Задворках на какое-то время, как будто… отбывать приговор.

– Очаровательно.

– Мать твою, я уже сказал, что так больше не поступают!

– Рад слышать. И как это связано со мной?

– Говорят… – Хьил сглатывает. – Говорят, некоторые дети – действительно склонные к разрушению, порочные, те, которым на самом деле нравилось причинять боль и творить хаос, – говорят, они слушали «банки», но ничего не могли услышать. Они не могли услышать зло.

– Да, или – выкуси! – они просто были крепче остальных и говорили, что не слышат, чтобы разозлить старших. Чтобы не склонить перед ними головы.

А Хьил голову склоняет, как будто вторя его словам.

– Возможно. Однако, говорят, что из тех, кто не смог услышать этот звук, всегда вырастали опасные, жестокие люди. Насильники, убийцы, клятвопреступники. Те, которых в конце концов изгоняли.

– И ты решил, что я становлюсь именно таким?

– Я этого не говорил.