Темные ущелья

– «Кормчий» – неудачная попытка перевести нужное слово с высокого кирского. Я не навигатор какого-нибудь корабля. Нет, я не знаю, какая тут глубина.

– Я тоже, – дружелюбно признался Гил. – Но мне сказали, по меньшей мере миля. Где-то больше.

– Как интересно.

Он вернулся к Кормчему и, упершись сапогом в край перевернутого тяжелого панциря, железным изгибом касающегося палубы, пару раз качнул его туда-сюда. Его голос стал жестче.

– Хочешь проверить? Ощутить на себе?

– Ты думаешь, что угрожаешь мне, Эскиат? – Покровительственный тон Кормчего, сквозь который просачивались истерические нотки, говорил о том, что ему весело.

Рингил пожал плечами.

– Даже не знаю. Ныряльщики за жемчугом из Ханлиага как-то раз поведали мне, что чем глубже погружаешься в океан, тем сильней он давит на тебя. От этого больно ушам. Возможно, на глубине мили тебе тоже будет больно. Может, вода вскроет тебя как орех. Выплеснет наружу ту сущность, которая заперта внутри всего этого металла.

Пауза затянулась.

– Когда моих собратьев призвали из Пустоты, – холодно проговорил Кормчий, – была причина, по которой кириаты заключили нас в железо. Не думаю, что я тебе понравлюсь, если выйду за пределы этого сдерживающего сосуда.

– Ты мне и в нем не очень-то нравишься. А обратный путь на поверхность будет долгим, так что… Пожалуй, я рискну. – Рингил достал шило. – У меня есть к тебе несколько вопросов, Кормчий. Ты ответишь на них со всей возможной любезностью, или тебе придется очень внимательно осмотреть морское дно. И просто чтобы не сомневаться в нашем уговоре…

Он опустился на колени, одной рукой взялся за край железного панциря, удерживая его в одном положении. Другой начал выцарапывать на металле один из самых мощных глифов Принуждения.

– Что ты заду… – Анашарал прервался посреди фразы, Гил такое слышал впервые. Прозвучало почти по-человечески, и он понадеялся, что это можно считать проявлением слабости. Он закончил первый глиф – это оказалось нелегко, даже шило из кириатской стали оставляло на панцире лишь едва заметные царапины – и приступил ко второму.

Металл под его рукой начал нагреваться.

– Жжется, да? – спросил он с деланым легкомыслием. Хьил сказал, что ему понадобится по крайней мере строка из пяти символов, чтобы это сработало с существом, которое не было человеком, и он сомневался, что Анашарал позволит зайти так далеко.

– Ты совершаешь серьезную ошибку, Рингил.

Третий глиф готов. Панцирь Кормчего был теперь горячим – настолько горячим, что потребовалось усилие воли, чтобы удержать руку на месте. Он сосредоточился на дыхании, чтобы отрешиться от боли, сконцентрировался на узоре глифов, которые продолжал выцарапывать. Четвертый… наконец-то… готов. Краем глаза он заметил, что Ракан тянется к нему, как неистовая гончая на поводке, и едва расслышал его крик. Рука горела, ладонь и пальцы покрылись волдырями, но это не имело значения: «Это просто рана, Гил. Удержись на ногах, и ты победишь в этой битве. Если в конце концов ты останешься на ногах, то все раны со временем неплохо заживают». Пятый, закрывающий глиф был попроще, без выкрутасов. Надо справиться. Гил процарапал первый штрих – первый крест – ощутил запах, подозрительно похожий на зажаренную до хрустящей корочки свинину, – второй крест, завитушка…

Дело сделано.

Он отдернул руку. Вскочил, и тут же к нему бросился Ракан, в его голосе звучала мука: «Мой господин, мой господин, ваша рука!» Гил без всякого любопытства взглянул на ладонь – в войну, от драконьего яда, бывало и похуже – и поднял ее к лицу. Осторожно подул на обожженную плоть, искоса взглянул на Ракана и позволил себе чуть изогнуть в улыбке уголок рта, в знак признательности.

– Все в порядке, капитан. Спасибо. Просто принесите мазь и повязку.

Ракан на секунду застыл, онемев и вперив взгляд ему в лицо, а затем поспешил прочь. Рингил мрачно посмотрел на рулевого сквозь растопыренные обожженные пальцы. «Ну вот, приехали. Момент истины».

– Убери нагрев, Анашарал. Сейчас же.

И строчка глифов на изгибе панциря засветилась синеватым огнем, сделавшись более яркой и четкой, чем оставленные им царапины. Кормчий издал сдавленный стон.

Рингил подождал несколько мгновений, затем наклонился и рискнул прижать тыльную сторону раненой ладони к панцирю.

Тот быстро остывал.

– Перевернись, если сможешь.

Конечности Кормчего выдвинулись из углублений, пощелкивая и как будто ощупывая воздух. Панцирь с грибовидной верхушкой едва заметно покачался взад-вперед – слабее, чем когда Рингил двигал его сапогом. Он кивнул.

– Ладно, можешь прекратить попытки. Ты начинаешь понимать, какие у нас теперь складываются отношения?

Угрюмое молчание.

– Ответь, будь добр.

– Да, точно. – Услышанное его потрясло. Любые намеки на покровительственный тон исчезли, осталось только напряжение. Если бы голос Кормчего изменил громкость, это был бы вопль. Но наблюдатели все равно отшатнулись, заслышав издаваемые им звуки. – Я понимаю, что ты сделал.