«Все кириатское оружие несет в себе сущность, выкованную в нем на самом глубоком из уровней.
«Я, мать твою, уже сказала, что нет. Будь любезен, продолжай».
«Ну ладно. Ножи, которые ты получила в дар, очень мощные и со временем прочно срослись с тобой. Иначе я бы не сумел так легко отыскать их на морском дне. Кто бы ни выковал эти клинки, несомненно, хотел, чтобы ты использовала их потенциал в полной мере».
Она вспомнила свои занятия с Грашгалом во дворе Ан-Монала. Призраков, которых он вызывал из Пустоты, чтобы она могла рубить и сечь, – это были безликие, нематериальные серые фигуры, словно тени портновских манекенов, но вооруженные множеством устрашающих видов оружия, и все они слабо рычали.
Более чем достаточно, чтобы вызвать инстинктивный ужас в сердце десятилетней девочки.
«Они не причинят тебе вреда, Арчиди, – пообещал ей Грашгал. – Но ты должна представить себе, что такое возможно. Ты должна сражаться так, словно твоя жизнь на волоске. Потому что в один прекрасный день, вероятно, так и случится».
Она всадила Проблеск Ленты в глаз ведущего пеона – длинным броском сверху, от которого тварь отлетела, кувыркаясь и содрогаясь от конвульсий, преградив дорогу остальным. Следующий пеон споткнулся и упал на сраженного товарища, рефлекторно щелкнув челюстями, когда их тела переплелись и сцепились. Раненая рептилия слепо укусила его в ответ, и два существа слились в извивающийся рычащий ком. Обычный прием нарушения атаки – в военное время он почти всегда срабатывал с пеонами, они просто были недостаточно умными. Но…
Два других ящера одолели преграду. Они двигались с жуткой хищной грацией, симметрично огибая драку на своем пути и опять сворачивая на тропу, ведущую туда, где стояла Арчет.
Это почти их не замедлило.
Выскочила Хохотушка – в левую руку, заменяя Проблеск Ленты, а Падающий Ангел, все еще в сапоге, мягко прижимался к икре, успокаивая, но это означало, что у нее остался только один безопасный бросок.
«И поэтому, Арчиди, ты должна все сделать правильно…»
Пеон справа был немного впереди, когда прыгнул. Она метнулась в сторону, поставила его тело между собой и другим ящером, увидела мельком бледное незащищенное горло, бросила Безжалостного из-под руки. Твою мать! Все испортила – нож попал в цель, но не с полной силой, вонзился в плоть на дюйм, качнулся и выпал из раны. Времени нет,
И одновременно продолжала рубить, колоть, расширять эти раны в горле, искать где-то там внутри артерию…
Ящер упал на нее. Второй пеон прыгнул на товарища, вскарабкался на него и попытался откусить Арчет лицо. Она тяжело отпрянула, ударив единственный раз, плохо прицелившись Хохотушкой – рассекла кожу на нижней стороне ящериной челюсти. Но ее придавило трупом первого противника. Тот, что пытался ее укусить, скользнул дальше, завертел башкой, пытаясь подобраться ближе. Если она не…
Вот оно – глаз!
– Дом моего отца! – Это вышло похоже на всхлип, когда Арчет вонзила Хохотушку глубоко в подставленную глазницу. Нож вонзился по рукоять, ящер завизжал почти как человеческий младенец и попятился, вырвав Хохотушку из ее хватки. Повинуясь импульсу, который не было времени подвергать сомнению, Арчет вскинула пустую руку вверх и наружу – и Безжалостный каким-то образом отыскался на усыпанной обломками мостовой, лег в инстинктивно изогнутую ладонь обратным хватом. Она…
Что-то оторвало от нее оставшегося пеона. Арчет успела мельком разглядеть что-то вроде цепи, рассекшей сумерки: она обернулась вокруг морды и челюстей, раздался улюлюкающий радостный крик – и ящер исчез, как будто его сдуло ветром. Она вывернулась из-под живота первого противника, внезапно освободившись от давящей тяжести, увидела, как Драконья Погибель, придавив раненого пеона сапогом, бьет его цепью по черепу.
А за ним… твою ж мать!