Темные ущелья

И вот, по всему северному побережью Джерджиса в ночь сражения с имперцами ударили молнии из штормовых туч, пришедших с запада, пробудив яркое белое пламя в сердце каждого олдрейнского каменного круга на возвышенностях и утесах, и на священной почве внутри этих кругов появились странные тени. На мысе Мельхиар, за болотом, молния ударила прямо в камень, именуемый Вдовой-в-Дозоре, и расколола его напополам сверху донизу. И когда прибой бился о скалы внизу, посреди грохота и вспышек света, кое-кто видел, если верить их словам, как резвятся среди буйных волн мерроигай, словно девы-купальщицы, и морские водоросли облепляют их пышные и красивые обнаженные груди, запутавшись в длинных струящихся волосах, и…

Благодарю вас, любезный сэр, от души благодарю. У меня и впрямь пересохло в горле от этого рассказа.

Итак, на чем я остановился?

Но хоть черный маг-ренегат и был разгромлен, за это пришлось заплатить ужасную цену. Ибо в тот момент, когда он был сражен – некоторые говорили, что из арбалета, благословленного в храме Фирфирдар в Луговинах, выстрелил с другого корабля знатный хинерионец и великий белый маг по имени Клитрен, – темный изгой призвал последние колдовские силы и взобрался на грот-мачту, где повис, запутавшись в снастях, как чудовищная летучая мышь, и с предсмертным вздохом обрушил на головы своих убийц демоническое проклятие. В тот момент об этом мало кто думал. В конце концов, какой подлый злодей не будет плеваться и сыпать ругательствами, когда придет его час? Но некоторые из свидетелей Рингилова ухода, по слухам, говорили, что почувствовали холодное прикосновение тени, упавшей на них в тот самый миг, когда отзвучали последние слова умирающего ренегата. И в ту самую ночь чума пришла на уцелевшие корабли, прокралась по палубам среди отдыхающих героев как призрак, коснулась каждого храброго капера без исключения – и повергла ниц всех до единого.

Возможно, источником заразы был труп самого ренегата, кой привезли в Трелейн в качестве трофея, с вырезанным языком и глазами, с пальцами, отрубленными под корень. Или, быть может, ее принес злобный ветер с юга. Как бы то ни было, теперь чумные корабли стоят на якоре рядом с флотом тюремных судов, легко видимые с южной стены, если вдруг кто сомневается в моих словах, и трепещут над ними знамена бедствия и горького изгнания из Прекрасного Града. О да, под мрачными флагами трелейнские герои открытого моря теперь лежат, сраженные, и нечестивая магия, хоть ее и победили, оставила трагическое черное пятно, которое могут увидеть все…

Дождь, моя дорогая? Колдовской? Поистине восхитительное воображение для такой особы, красивой и, э-э, если позволите так выразиться, неиспорченной общением с миром. Но я так не думаю. Шторм по своей силе и впрямь выдающийся – вы только прислушайтесь к нему! И, должен заметить, он начался ужасно не вовремя, усложнив мне путь к бедному чердаку, где я преклоню голову на некотором расстоянии отсюда, – если, конечно, какое-нибудь другое убежище не найдется, дорогая моя госпожа, для бедного сказителя и романтика в душе.

Но колдовство? Колдовской ливень? Это вряд ли.

Посреди вод, так исхлестанных ливнем, что они, казалось, кипели и исходили паром в угасающем вечернем свете, тюремные блокшивы один за другим срывались с цепей и по низкой зыби их несло к Трелейну, хоть Акулий Хозяин Вир и не припоминал, чтобы какое-нибудь течение шло через дельту в том направлении.

– Об этом не беспокойся, – сказал ему Рингил. – Ты доберешься, куда надо. Просто сосредоточься на том, чтобы выполнить свою часть сделки, когда мы окажемся на месте.

Вир мрачно посмотрел на него с того места, где на корточках сидел у обрубленного бушприта «Несомого волнами» и следил за их продвижением. Он промок до нитки, но, казалось, ему было все равно. Он держал алебарду в руках, почти как мать держит младенца, и водил гладким плоским точильным камнем по длинному изогнутому краю лезвия. Каждое движение сопровождалось резким скрежетом, который явно успокаивал пирата.

– Я человек слова, – сказал он.

Город надвигался, влажно мерцая, сквозь завесу дождя – огни гавани шли рядами вдоль приморских стен и причалов, обрамлявших устье реки; за ними проступали смутные очертания зданий с освещенными окнами. Где-то в глубине всего этого, на ближайшем подобии холма, какое имелось в Трелейне, располагалась Канцелярия, которой требовался вид на город, океан и болото. Но ее высокие башни и их огни полностью терялись во мраке. Гил предпочел вызвать дождь, а не туман, потому что решил, что это заодно очистит улицы от прохожих, но вынужден был признать, что в придачу тот довольно-таки основательно скрыл еще и окрестности. На стенах гавани, конечно, будут стоять часовые, но в такую погоду видимость гораздо хуже обычной, и если они станут что-то высматривать, щурясь от хлещущего в лицо дождя, пока не надоест, – то мачты и паруса – а у тюремных блокшивов ни того, ни другого не было. К тому времени, когда их корпуса привлекут внимание, будет, как надеялся Гил, слишком поздно и начнется паника.