– Точнее всего, я думаю, было бы назвать это место «Нигде и Никогда».
– Так зачем же мы пришли, если ламы здесь нет, только его проекция?
– С проекцией тоже можно иметь дело, – отвечал Хабанера, неожиданно подмигнув.
Мышастый закончил простирания и о чем-то негромко переговаривался в стороне с Чубаккой. Где-то далеко за ними, неистребимые, как тараканы, торопливыми тенями мелькали ламы и послушники.
– Я, кажется, понял, почему здесь безопасно, – сказал Буш, провожая глазами одного особенно толстого ламу, который, несмотря на лишний вес, передвигался с удивительной скоростью. – Сами монахи тут и служат охранниками, так ведь?
– И так, и не так, – улыбнулся Хабанера.
Базилевс посмотрел на него внимательно. То ли лысый вид, то ли вся атмосфера монастыря каким-то странным образом изменили триумвиров. Теперь в них не было ничего удивительного, мистического, они казались совершенно обычными людьми, даже простоватыми немного, усталыми, рассеянными.
– А почему местом своей проекции Итигэлов избрал буддийский дацан? Почему не христианский храм, например?
– Я думаю, – сказал Чубакка, прищуриваясь на какой-то, видимый одному ему, предмет где-то вдалеке, – я думаю, это потому, что Христос только один, а вот буддой может стать всякий. И не только может, а должен. Или если не буддой, то как минимум архатом. Вот почему он здесь. А может быть, по привычке, все-таки же сам Итигэлов, до того как стать Брахманом, был ламой. Кто его знает, темна вода во облацех.
К ним подошли Мышастый с Чубаккой – одинаково лысые и улыбающиеся сейчас, как близнецы.
– Ну что же, пора, – сказал Мышастый.
– Пора, – согласился базилевс и поднял было царственную ногу, чтобы взойти вверх по ступенькам. Однако его притормозили.
– Одну минуту, – сказал Хабанера.
Он вытащил из кармана плаща черную повязку и завязал ею глаза базилевса.
– Нельзя, чтобы вы слишком рано увидели Брахмана, – объяснил он.
Чубакка и Хабанера взяли Буша под руки, он услышал, как открываются двери. Невыразимый ужас вдруг объял его, он ощутил, как бешено бьется его сердце и ледяной пот градом стекает по лицу.
– Постойте, – просительно сказал он, – постойте. Я хочу знать, что я там увижу?
– Там внутри вы увидите с виду мертвого, но на деле живого человека, – вот и все, – отвечал ему из темноты голос невидимого Хабанеры.
– Нет-нет, что я увижу там, у хамбо-ламы, в мире арупы?
Секунду они молчали, потом заговорил Мышастый.
– Мы не можем сказать, что вас там ждет. Если мы скажем, вы увидите не то, что есть на самом деле, а то, что мы вам скажем. Поэтому, когда окажетесь в арупе, не спрашивайте ничего, просто идите и смотрите.
– Идти? – переспросил Буш.
– Именно. Идите вперед, и ответы придут сами.
И они повлекли его во дворец. Он несся, почти не касаясь земли ногами, – наверное, так ангелы перемещают на небеса праведников, а может, и наоборот, бесы переносят грешников в преисподнюю.
Внутри было прохладно и тихо. Поддерживая Буша под руки, триумвиры еще прошли с ним вперед, потом остановились. Что-то ткнулось ему под коленки, и он оказался на стуле. Страх постепенно растворялся где-то в глубинах сердца, он почувствовал себя куда увереннее.
Из темноты донесся голос Хабанеры:
– Выпейте это. – И к губам его поднесли пузырек.
Он ощутил знакомый сладковатый и одновременно терпкий аромат сомы, аромат тяжелый и маслянистый. Но к этому аромату примешивался какой-то новый запах – как будто чего-то мерзкого, горелого… Базилевс заколебался.
– Пейте, – повторил Хабанера и прижал пузырек к губам теснее, так что сделалось больно.
Не в силах сопротивляться, Буш одним глотком выпил все, что было в пузырьке. И закашлялся.
– Отлично, – сказал Хабанера – как показалось Бушу, с некоторым облегчением. И снял с Буша повязку.
Буш моргнул глазами и оцепенел. Прямо напротив него на возвышении в стеклянном саркофаге сидел мертвый человек в высокой желтой митре и облачении ламы. Рот его был закрыт куском желтой ткани, глаза опущены вниз. Человек сидел, как живой, и при этим был совершенно и бесповоротно мертв, в этом не могло быть никаких сомнений.
– Смотрите прямо на него, – велел стоящий сзади Хабанера, – смотрите и не отводите глаз.
Но Буш и не мог отвести глаз, даже если бы и хотел. Мертвое лицо притягивало взгляд будто магнитом, от него шла чудовищная сила. Оно мерцало и плыло перед базилевсом, проворачивалось, поднималось и опускалось – казалось, он видит ламу сразу с трех сторон…
Сквозь разноцветный морок до него гулко, словно со дна пропасти, донеслись слова Хабанеры:
– Попав в арупу, сохраняйте полное спокойствие – иначе можете не вернуться назад. Это сакральное пространство, подсознание демиурга. Если оно опознает вас как чужого, на вас обрушится вся его мощь. Вас будет сдавливать сила в миллионы атмосфер, но вы не сможете ни уклониться, ни умереть. И так будет длиться миллиарды лет, это будет бесконечная боль. Помните об этом и сохраняйте спокойствие, полное спокойствие, что бы ни случилось.