Темные воды

— А что это ты ее колдуньей называешь?

— Бабка у нас знахарка была. Народ дурила.

— И что, шли люди к ней?

— Еще как. Она сама, кажется, стала верить, что умеет лечить. Рецепты всякие у нее были. Ну, может, у бабки и были какие-то способности, а у этой, точно, нет. Вся в свою мать пошла, дура, от нас ничего нет. Слышь, Серега, а может, она вовсе и не твоя?

— А может, и не моя. Я с женой-то и жил месяца два. Черт меня дернул жениться, сам не понял, зачем. Мать сразу была против, а я, дурак, не послушался на свою голову.

— Ну, ты не сильно из-за этого пострадал. Жену видел раз в год, а она еще и за нашей бабкой ухаживала. Старая ведьма сама себя не смогла вылечить. Последние года два еле ноги таскала. Но люди все равно к ней шли.

— Может быть, у нее, и правда, был дар?

— Кто ж теперь поймет? Но деньги хорошие зарабатывала. Сама лекарства делала, не хуже аптекарских действовали. Пацанами с ней ходили по лугам, травы собирали. Только потом мы специально стали рвать не то, что надо, надоело вкалывать. Сашка, та не может хитрить, дура, так и бродила с ней.

— А ведь такие способности передаются по наследству, так что твоя дочь могла бы что-то и перенять от бабки.

— Какие там способности! Травы собирать — так это просто выучила, и все. Нет никаких способностей, дурят людей… А Сашка и вовсе вся в свою мамашу пошла, такая же растяпа, от бабки ничего. И потом, это нам она бабка, а Сашке — прабабка, все гены уж растерялись… Мать сколько раз говорила: Сашке от нашей породы ничего не досталось. Нос только крючковат слегка, как у нашей матери.

— Дураки вы, носик у нее пикантный. В общем, везите мне еще таких девочек. У тебя, Ванька, дочки случаем нигде нет?

— Ты, Андреевич, лучше про своих девочек расскажи, — Ванька все никак не мог оторваться от этой темы.

— А что особенного рассказывать? Тут все от мужика зависит, я вот так приучаю: хозяин только к дому подходит, девочка выскакивает на порог, целует руки, так, чтобы все соседи видели, что она здесь по своей воле, а то найдется какая-нибудь сука, заложит…

— Ну а потом?

— Эх, Ванька, тебя и проняло! Ну ладно… — Андреевич только делал вид, что ему не хочется рассказывать, на самом деле ему льстил Ванькин интерес. — Накрывает девочка на стол, сажусь ужинать, а она плеточку с поклоном: может быть, я в чем-то провинилась? А я ей говорю: да, детка, ты сегодня что-то встретила меня скучная, не улыбнулась, так что готовься. Она раздевается догола и вот на такую скамью ложится. Я ужинаю, а она ждет… Хочу — прощу, а то скажу: не нравится мне, как ты себя ведешь в последние дни, поучу тебя сегодня… У нее аж попка вздрагивает, ждет, пока я поем и начну стегать… Надо так, не торопясь: стегнул и посмотри, как след вспухает… Иной раз выпорешь от души, но не часто, а то кожу можно совсем испортить. Выпорю и в койку… Вот где у женщин эрогенная зона — задница, а плетка — лучше всякого стимулятора. Такие они чувственные становятся, когда выпорешь, знают же, если не понравится — продолжу учение… Вот такая Камасутра…

— Ну, ты хоть показал бы нам, пока мы здесь, как ты воспитываешь, пошли к Сашке… Мы же не будем дотрагиваться до нее, только посмотрим… — снова непроизвольно сглотнул слюну Иван.

— Слушай, Ванька, не канючь, она же мне все-таки дочь! — оборвал его Серега.

— Ну и что? Ты же не будешь ее трахать, только смотреть.

— Ванька, ты опять остался дураком, сдавай карты! Серега, наливай еще по рюмочке… 

9

Сашка, конечно, не слышала этого разговора, но все и так было предельно ясно. От боли и обиды никак не могла придумать, как ей быть, как справиться с тремя здоровыми мужиками, как ей сбежать отсюда? Что ее ждет завтра? Развратный старик? Неужели это правда?! Может быть, она все-таки ошибается, неправильно поняла отца и этого Андреевича? Просто они сейчас пьяные, сами не понимаю, что говорят?

Пришла Люба. Тяжело опустилась рядом на кровать.

— Эх, девонька, пропала ты. Это что же за отец такой? Что это за мужики пошли, родное дитя продают?

Сашка молчала, рухнула ее последняя надежда, значит, она поняла все верно. Ей не хотелось выслушивать бесполезные слова сочувствия, от них только сильнее захочется плакать, а ей надо собраться с мыслями, придумать, как сбежать отсюда.

— Ох, Господи, на все твоя воля. Да, послал тебе Бог отца. А Андреевич-то, бесстыдник, моим еще ведь любовником был, старый хрыч, теперь молоденьких ему захотелось. Двоих подавай… Тьфу!

Она замолчала, о чем-то задумалась.

— Каких только девочек ему ни привозили, и все молоденькие… Привяжет к кушетке и порет, они потом на все согласны, только бы не бил. А он специально ищет, к чему придраться, за что наказать…

— Отсюда правда нельзя уйти?

— Правда, и охранники есть, и собаки. Задержат до утра, тебя же не знают, не отпустят, а утром вернут в дом. Были тут девочки до тебя, что и по своей воле приезжали, потом правда сбежать хотели, но Андреевич, пока не натешится, не отпустит. Да и собаки порвать могут, злые. Уж лучше потерпеть здесь, он и приласкать может, и подарочки дарит, а порка что, потерпеть можно… Зубы лечат больнее… Люди ко всему привыкают.