Сашка разговор не поддерживала, Люба повздыхала и встала:
— Схожу проверю, не закрыли бы по пьянке камин, а то угорят ведь.
Кухарка ушла. Мужики в библиотеке все еще играли в карты, грязная посуда была сдвинута в сторону. Недопитая бутылка стояла рядом с ними на сервировочном столике, пустые — валялись на полу. В комнате клубился дым от сигар и дешевых Ванькиных сигарет. Хозяин велел принести еще пару бутылок. Люба добавила дров в камин, собрала пустые тарелки со стола, вытряхнула из пепельниц окурки в одну из них и вышла. Вернулась с коньяком, все так же молча поставила бутылку на столик. Внимания на нее никто не обращал, игроки продолжали бросать карты, громко матерясь. Выходя из комнаты, Люба плотно закрыла за собой дверь. Потом вернулась в Сашину комнату.
— Пьют, нехристи. Да ты ложись, поздно уж. И я пойду спать, устала сегодня. Ноги уже не носят, натопалась по лестнице, туда-сюда, туда-сюда.
Она вышла из комнаты, продолжая что-то бубнить себе под нос.
Сашка легла, но спать не могла, лежала и думала: что же делать? И вдруг всплыла увиденная раньше картина: камин с пылающими поленьями. Камин. Как Люба сказала? «Угорят, надо проверить, не закрыли бы заслонку». Вот он, выход. О, Господи, что за мысли лезут ей в голову?! Она вскочила, достала из сумки бабкину старую иконку, поставила на тумбочку, опустилась на колени и стала молиться. Слова молитвы сами возникали в ее голове, словно она читала по старому бабкиному псалтырю:
«Спаси меня, Боже; ибо темные воды дошли до души моей.
Я погрязла в глубоком болоте, и не на чем стать; вошла во глубину вод, и быстрое течение их увлекает меня.
Я изнемогаю от вопля, засохла гортань моя, истомились глаза мои от ожидания Бога моего.
Ненавидящих меня без вины больше, нежели волос на голове моей. Враги мои, преследующие меня несправедливо, усилились; чего я не отнимала, то должна отдать.
Боже! Ты знаешь безумие мое, и грехи мои не сокрыты от Тебя.
Чужой стала я для братьев моих и посторонней для сынов матери моей.
А я с молитвою моею к Тебе, Господи; во время благоугодное, Боже, по великой благости Твоей, услышь меня в истине спасения Твоего.
Извлеки меня из тины, чтобы не погрязнуть мне: да избавлюсь от ненавидящих меня и от глубоких вод;
Да не увлечет меня стремление вод, да не поглотит меня пучина, да не затворит надо мною пропасть зева своего.
Услышь меня, Господи, ибо блага милость Твоя; по множеству щедрот Твоих призри на меня.
Ты знаешь поношение мое, стыд мой и посрамление мое; враги мои все пред Тобою.
Да будет трапеза их сетью им, и мирное пиршество их — западнею.
Да помрачатся глаза их, чтоб им не видеть, и чресла их расслабь навсегда.
Приблизься к душе моей, избавь ее; ради врагов моих спаси меня.
Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне».
Эти слова псалома Давида были точно о Сашке написаны. Ее захлестывали темные воды мести. Но, видно, бог услышал ее и избавил от искушения самой наказать своих обидчиков: Сашка услышала шаркающие шаги, кто-то подошел к ее комнате. Вот дверь приоткрылась, Андреевич, покачиваясь, смотрел на нее, потом захлопнул дверь и закрыл ее на ключ. Ну вот и все: она ничего не может сделать, дверь закрыта, на окне — решетка.