– Пожалуй, нелегко, фрау Пфеффер, в вашем возрасте воспитывать такую девочку? Мы слышали, что это ваша неродная дочь…
Магда утвердительно кивнула и с видом, не допускающим обсуждения истории удочерения Эрики, ответила:
– Да, это так, фрау Дизинг, но это не имеет отношения к тому, зачем вы меня вызвали.
– Конечно, фрау Пфеффер… К сожалению, поведение вашей дочери не улучшилось, не говоря уж о ее успеваемости. А совсем недавно произошел вопиющий случай. Ваша Эрика украла десять марок из ранца одноклассницы Дорис Бекман.
– Это доказано, фрау Дизинг?
– Безусловно, фрау Пфеффер. Моника Фрезе видела это, и, когда она сказала Эрике, что доложит учителям, та поколотила ее. После этого Моника вся в слезах прибежала ко мне и рассказала об этом. Мы прижали вашу Эрику, и она во всем созналась.
– Право, не знаю, фрау Дизинг, что и сказать… Я обязательно поговорю с дочерью. Надеюсь, это возымеет результат…
– Постарайтесь, фрау Пфеффер… Иначе нам придется прибегнуть к другим мерам воспитания. Мы не можем допустить, чтобы такая девочка, как ваша Эрика, своим поведением подавала дурной пример другим детям. Вы же знаете, что в нашем социалистическом государстве существуют и другие методы воспитания трудных детей.
Магда знала об этом и в расстроенных чувствах покинула кабинет учительницы.
Телефонная трубка неожиданно взорвалась знакомой мелодией, которую Макс слышал ежедневно по несколько раз, но тем не менее каждый раз вздрагивал. Резкие оглушающие начальные звуки давили на психику, и он каждый раз говорил себе, что надо бы сменить мелодию, и каждый раз снова убеждал себя, что этого делать не стоит хотя бы потому, что с такой мелодией вызов всегда будет услышан. Макс побыстрее нажал на кнопку и медленно поднес трубку к уху.
– Вундерлих.
– Я, Максик. Ты где?
К обычной, наполненной бурлящей энергией интонации Мартины подмешивалась нотка легкой озабоченности. Макс, несколько рассерженный неожиданным звонком, ответил:
– Если бы не твой звонок, то минут через пять я бы вошел в заведение господина Краузе…
– Замечательно, что ты еще не там!
– Почему?
– Мне тут в голову пришла идея…
– Какая, моя писательница?
Мартина на миг замолчала. Слышно было, как она легко покашляла, прочищая горло.
– Когда ты беседовал с супругой банкира…
– С фрау Гаммерсбах?
– Ну конечно, Максик. Разве у него было несколько жен? По-моему, только любовниц у него было много…
– Хорошо, хорошо, Мартина… Давай побыстрее. Так что там насчет жены банкира?
– Вы как-то касались в разговоре темы погребения Рольфа Гаммерсбаха?
– В каком смысле?
– В обыкновенном. Она рассказывала тебе о похоронах? Как это было, кто туда пришел и тому подобное…
Макс начал догадываться о сути ее идеи и, вдруг расстроившись из-за собственной несообразительности, ответил:
– Нет, Мартина… Ни единого слова…
– Вот видишь. А ведь там могли присутствовать и люди, которых назвала Кристина Маттерн. И вдова может их знать.
– И что мне это даст?
– Как что? Я исхожу из того, что ты уже сочинил какой-то вариант беседы с Краузе… Однако, как только ты упомянешь имя банкира, он может просто сказать, что впервые слышит это имя. А если ты вдруг скажешь…
– Я понял, Мартина. Идея действительно неплохая. Я срочно свяжусь с фрау Гаммерсбах. Только бы она пожелала со мной говорить…
– Давай, я попозже наберу тебя. Удачи, господин сыщик.
Вот ведь не так уж плохо, что у него есть такая помощница, как Мартина. И как кстати, что она позвонила, пока он еще не встретился с Краузе. Макс увидел скамейку поблизости и пошел к ней, чтобы спокойно обдумать разговор с вдовой банкира. Закурив, долго перекладывал из одной руки в другую телефонную трубку, словно это было частью заклинания на удачу. Затем набрал номер и почти сразу услышал спокойный голос фрау Гаммерсбах.
– Это частный детектив Вундерлих. Добрый день, фрау Гаммерсбах.
– Добрый день, господин Вундерлих. Мне казалось, что мы с вами решили все вопросы.
– Мне крайне неудобно, но это очень важно…
– Да?
– Не могли бы вы мне рассказать, как прошли похороны вашего супруга?
– Что здесь интересного? Я решила похоронить его там же, где похоронены мои родители, хотя, признаюсь, долго колебалась… Потом подумала, что он все же формально остался моим мужем… Да и мальчики… Это их отец, и пусть он будет там, где покоятся их дедушка и бабушка…
– Понимаю, фрау Гаммерсбах. Но меня больше интересует, кто присутствовал на панихиде.
– Людей было немного. Вы же знаете, что родственников не осталось ни у меня, ни у Рольфа. От банка были господин Детлеф и фрау Лемке, еще пара сотрудников… Я с сыновьями…
– Это все?
– Пожалуй… Хотя нет… Был еще один господин. Очень представительный. Но он пришел попозже.
– Вы его знаете?
– Нет, я его видела впервые. Рольф редко знакомил меня со своими приятелями.
– Но он ведь как-то представился…
– Да, он сказал, что был дружен с Рольфом и узнал из газет о его смерти.
– Но он назвал себя?
– Пожалуй, назвал… Но вы понимаете, в каком состоянии я была?
– Совсем не запомнили?
Она помолчала, силясь что-то вспомнить, потом сказала:
– Разве что имя… По-моему, Эдвин…
– Может быть, Краузе?