Темные воды Тибра

– А-а, это ты правильно сказал. Но понимаешь ли, чтобы выиграть время, я готов подумать и о более серьезных ходах. Мы можем отложить возвращение собственников и понизить ценз, в смысле повысить. Пусть только те, кто должен более, скажем, шести тысяч динариев, будут лишены – да и то, может, на какое-то время – сенаторского достоинства. Ты меня понимаешь?

– Боюсь, что уже поздно.

– Что значит «поздно»?

– Поздно применять эти инструменты. Нужны другие.

– Какие инструменты, что ты несешь. Мы не у врача!

Марий взял со стола кость и швырнул в пробегавшую толстушку, кость попала ей в ляжку.

– Они встретились, Сульпиций.

– Кто они? – спросил народный трибун с набитым ртом, но было ясно, что он великолепно понял, о чем шла речь, и речь эта его пугала.

– Ночью, сегодня, возле Сетии.

– Не может быть!

Марий усмехнулся.

– Консул Квинт Помпей Руф поддержал консула Луция Корнелия Суллу.

Они помолчали. Еда сама собою вываливалась изо рта Сульпиция. После того как выяснилось, что в лагере под Нолой четыре из шести легатов не поддержали Суллу, у засевших узурпаторов в Риме возникла надежда, что замысел бунтовщика рухнет. Рано или поздно трезвость водворится в головах даже самых неуемных.

Ведь это не шутка – выступить против Вечного города. Такого не было никогда!! Стало быть – диктует нам наша мысль – такого никогда и не будет!!

– Армия Суллы в великолепном боевом настроении. Никаких признаков мародерства. Движутся они усиленным маршем. После Сетии они уже прошли Корбу. Все когорты Квинта Помпея Руфа, все до единой, присоединились к мятежникам! А ведь среди них есть такие, что воевали под моим началом под Верцеллами.

В глазах Сульпиция плавал какой-то водянистый ужас.

– Но ты же мне обещал, говорил про верный способ – мол, Сулла взбунтуется против сената, а армия рано или поздно взбунтуется против Суллы!

– Я не только это обещал, но и сам на это надеялся. Очень.

– Так что же делать?

– Во-первых, не поддаваться панике.

– Неважно, видят боги, буду я ей поддаваться или нет, меня все равно прирежут.

Марий кивнул, подтверждая справедливость этих слов.

– Ты как будто этому рад! – взвизгнул хозяин дома.

– Послушай, если мы не будем ничего делать, только рассылать гонцов, которых, по-моему, никто не принимает во внимание, нас точно прирежут, но если мы начнем действовать, бороться изо всех сил…

– Только не рассказывай мне эту глупую сказку про лягушку, которая своими лапами взбила молоко в масло и…

– И все же вылезла из кувшина. Так вот я исхожу из той мысли, что Сулла затеял довольно необычное дело…

– Еще бы.

– Пока у него все идет гладко. Даже слишком гладко. Рано или поздно, я уже произносил сегодня эти слова, у него начнутся неприятности. При столкновении с первым серьезным препятствием.

– Из чего ты собираешься его соорудить, из моих цветников? Или, может, заманим его, как этого ростовщика, в бассейн? Слушай, он, кажется, и правда утонул.

Один из мальчиков помчался проверить, даровал ли Юпитер такое благодеяние городу Риму.

– Ополчение.

– Ополчение?

– Ну да. Я сегодня имел неудовольствие общаться с отпрысками нашей аристократии… Они, конечно, уступают моим африканским ветеранам, но если им как следует объяснить, что драться придется ради спасения даже не кошелька, но своей жизни, они, пожалуй, будут кое на что способны.

Сульпиций неуверенно поморщился, оттолкнул блюдо с едой, впрочем, действительно неаппетитно выглядевшей.

– Ну, что ты говоришь…

– Сражаться придется в городе. На узких улицах, где масса и ярость значат не меньше, чем умение фехтовать или перестраиваться по сигналу центуриона.

В глазах народного трибуна появилась заинтересованность.

– Я уже представляю себе, как мы можем укрепить улицы, ведущие к Эсквилину.

– Почему именно к Эсквилину, а Палатин?

– По всем расчетам, колонны Суллы и Руфа выйдут к Коллинским и Эсквилинским воротам, и, разумеется, Сулла, уверенный, что никакого сопротивления ему здесь не окажут, станет брать город с ходу. Зачем лишний раз подвергать терзаниям мужественные, но столь неустойчивые римские сердца?

– Пожалуй.

– А рабы…

– Да, Марий, да, я уже объявил, что всем, кто явится защищать город, будет дарована свобода, и обещал по сто сестерциев.

– Где ты им велел собираться?

Сульпиций махнул рукой:

– Там, за домом, между службами и конюшнями.

– Идем посмотрим.

– Что посмотрим, Марий, дорогой?

– Сколько их там собралось?

Скуля и ноя, сполз народный избранник со своего ложа, и его рослая, грузная фигура двинулась вслед за бочкообразной фигурой Мария. Выйдя на задворки дома, обогнув целую шеренгу старых фиговых деревьев, хозяин с гостем показались перед тем местом, где должны были толпиться желающие свободы рабы.

С плоского камня, врытого в землю, поднялся высокий нубиец с изуродованной губой. Из-за деревьев вышел осторожный азиат. Самым ценным приобретением новой армии защитников Вечного города следовало, вероятно, считать хромого старика с острой длинной палкой в руках и со странным балахоном на голове.

– Пусть Сулла только сунется, – прокомментировал Марий.