Темные воды Тибра

Зато на обратном пути сконфуженного трибуна и расстроенного полководца поджидала маленькая радость. Два завитых мальчика плясали возле бассейна и пели:

– Он утонул, он утонул, он утонул.

Глава шестая Сулла

88 г. до Р. X.,

666 г. от основания Рима

Сульпиций стоял на ораторской трибуне на форуме и призывал своих сограждан, всех без исключения, без различия происхождения и имущественного положения, идти на стены Вечного города, дабы воспрепятствовать злодею совершить страшное.

Гай Марий стоял на башне возле Эсквилинских ворот и молча смотрел, как растет количество легионеров второго кампанского легиона, собравшихся в небольшой оливковой роще перед тем, как атаковать столицу своего собственного государства.

Или, может быть, это не военный маневр? Может, их наконец посетило сомнение в том, правильно ли они поступают? Ведь на стенах – никого, кроме зевак. Ворота распахнуты.

Входите, если посмеете.

Луций Корнелий Сулла и Квинт Помпей Руф стояли на небольшом мосту через ручей, петлявший вдоль городских стен.

С этого места открывался самый удобный вид на город, который предстояло взять.

– Не видно, чтобы они готовились к защите, – сказал легат Децим, последние дни пребывавший в неважном расположении духа.

– Это уловка, – отвечал Сулла, стараясь высмотреть что-то из-под приставленной ко лбу ладони. – Безусловно, они собрали ополчение и встретят нас на узких улицах, где-нибудь в районе Авентина или Эсквилина.

– Почему именно там?

– А потому, Децим, что именно там наиболее густо расположены дома тех, с кем мы сейчас воюем, тех, чье богатство ты оплачивал собственной кровью.

– Какой хороший день, – сказал Руф.

Действительно, в небе не было ни облачка.

– Боги хотят как следует рассмотреть ту кровавую кашу, которую мы сейчас здесь развезем, – сказал кто-то из офицеров за спиной Суллы, но консул не стал выяснять, кто именно.

– Что ж, – произнес он задумчиво, – Марий не собирается защищать стены, он хочет, чтобы мы без сопротивления нарушили древний обычай. А сам предпочитает сражаться на освященной земле.

Слева и справа продолжался рокот подходящих когорт, он лишь слегка стихал, поскольку легионеры начинали двигаться медленнее.

– Солдаты волнуются, – сказал Руф, поглядев в сторону оливковой рощи: там, справа, запыленные люди с копьями в руках устраивались на привал.

– Они не волнуются, они нервничают оттого, что мы медлим. – Сулла резко повысил голос: – Значки поднять, букцины! Мы атакуем!

И все сразу задвигалось, и исчезла даже тень сомнения, которое, может быть, поселилось в некоторых душах.

– Ты войдешь через Коллинские ворота, Руф, как и договаривались. Впереди пусти велитов и пращников, пусть распугивают сброд. Избегай двигаться по узким улицам, на крышах наверняка устроены засады. Прикажи зажечь факелы.

– Днем?

– Не для того, чтобы освещать путь, они пригодятся нам для другого дела.

Вытащив из ножен меч, римский консул Квинт Помпей Руф, статный красавец в развевающемся плаще, побежал в голову первой колонны.

– Сервилий, – Сулла позвал своего главного артиллериста, – подтаскивай свои баллисты вон на тот продолговатый выступ. И вели приготовить нефть, побольше, пусть дымит, чтобы было видно издалека.

Сервилий, угрюмый, со сломанным носом, отличавшийся прекрасным глазомером и завидным упорством человек, шумно закашлялся, что было признаком сильного неудовольствия.

– Ты хочешь взять этот город, Луций, или еще и сжечь его?

– Если я смогу взять его не сжигая, твоя нефть и жуткие механизмы останутся не у дел. Но Марий и Сульпиций и весь этот сброд, что их окружает, должны видеть, что сжечь я могу. Ты меня понял?

На некоторое время на мосту остались только двое – Сулла и Марк Карма. Шум передвигающегося войска отступил по сторонам, и установилось что-то вроде тишины. Был даже слышен шелест камыша в ручейной заводи. Взлетела никому не нужная птица.

– Странно, – сказал Карма.

– Что ты имеешь в виду?

– Неужели величайшее событие в римской истории произойдет вот так обыденно, ни молния в нас не ударит, ни вихрь не налетит. Даже трехголовый теленок не родится.

Консул поднял взгляд к небесам и долго смотрел синими глазами в синее небо, словно всерьез надеясь встретиться со взглядом громовержца.

– Конечно, ничего! – хихикнул Карма.

– В иные моменты ты бываешь невыносим.

– А Метробий, вон посмотри, он вообще цветочки рвет. И нюхает.

Престарелый слуга действительно стоял перед большим жасминовым кустом и, зажмурившись, вдыхал аромат цветов. Куст этот был единственным, что уцелело в саду после того, как там ненадолго остановился пехотный манипул.

Сулла предчувствовал, что дело будет горячим, и не ошибся.

Ни речи Сульпиция – весьма, надо сказать, зажигательные в это утро, – ни усилия престарелого Мария не могли дать большего результата. Вооружил и разъярил толпу оптиматов страх.

На склонах Эсквилина разыгралось настоящее побоище. Наступающие в непривычном порядке легионеры упирались в плотную, вязкую, истерически отбивающуюся толпу молодежи, вооруженную достаточно хорошо, если учесть неожиданность события.