— Ну ты даёшь, братец… — упрекнул меня Генка. — Я-то думал, ты помнишь, что тут родник.
— А почему он, кстати, не замёрз? — спросил я. — Такие морозы, а ему хоть бы хны. И главное, сверху наст, а под настом вода…
— Да бог его знает, он никогда не перемерзает, — ответил Генка и задумался. — А ведь и впрямь… — пробормотал он и махнул мне рукой. — Вода в речку стекает. Иди сушись.
Пока я шёл к дому, штаны снизу обледенели, и Зойка даже не сразу заметила, что я мокрый.
— Ты чего это штаны снимаешь? — спросила она. — Мне не до тебя сейчас.
— Зоюшка, да я не претендую, — сказал я и поцеловал её. — Я штаны подсушить пришёл.
Зойка бросила взгляд на штаны и засмеялась:
— Не донёс, что ли, касатик?!
— В родник упал, дык, — пояснил я. — А там вода, представляешь?
— Это «страдальческий»-то? Да, он никогда не перемерзает.
— А почему? — спросил я.
— Да бог его знает, — словами Генки ответила Зойка.
Тут проснулась наша Ася, скривила рожицу и захныкала. Зойка кинулась к ней. А я натянул трико и пошёл искать место, где можно повесить сушить брюки.
На ферме работали Томка с Людой, а между ними метался Егорыч, который помогал обеим одновременно.
— Девчонки, где можно штаны повесить сушить?
Егорыч заржал и открыл было рот, чтобы сострить.
— Да, не донёс! — опередил его я. — Так где? — и посмотрел на Томку.
Люда подошла ко мне, взяла брюки и понесла куда-то. А Егорыч подавил усмешку и спросил:
— Где промок-то?
Я махнул рукой в сторону реки.
— В вашем неперемерзающем роднике. Может ты знаешь, почему он не замерзает?
— Да бог его… — стандартно ответил Егорыч. — Но факт, не перемерзает никогда. Думаю, это потому, что он святой.
— А давай поподробнее, — попросил я. — Всё равно я пока вышел из строя и могу пофилонить полчасика.
— Да я особо не знаю ничего, — сказал Егорыч. — У нас здесь тыщу лет назад жили мокшане, или мокошане, как их правильно, не знаю… мордва, словом. И мы, кстати, похоже, потомки их да пришлых славян. И жили они по-простому: хозяйство да божья сила. Вот от них, вишь, этот родник у нас и остался, если верить преданию…
Тут подошла Зойка с Асей на руках.
— Это ты про «страдальческий»?
— Ну а про какой? Другого-то нет у нас. Зой, а ты-то знаешь, откуда он?
— Только в общих чертах, — сказала Зойка. — Вроде, убили там кого-то в стародавние времена.
— Кого-то… — неодобрительно пробурчал Егорыч. — Ну лады, слушайте, молодёжь. Тысячу лет назад, а может больше, жили тут мокшанские племена. На том берегу у них было капище, они там поклонялись своим богам. А в той стороне, — Егорыч неопределённо махнул рукой, — проходил торговый тракт. По нему с Киева возили товары на Волгу — то ли к хазарам, то ли к булгарам, это я не знаю. И оттуда в Киев тоже. Тракт был активный, постоянно по нему шли караваны. А у мокшан был тут один парень — Селга. Он был искусным резчиком по дереву. И зачастил он на тот тракт, товарами меняться. Туда тащит свои вырезанные фигурки, ещё что-то, а оттуда, вишь, приносил оружие, сёдла, упряжь для лошадей, топоры да ещё какие инструменты… всё, чего мокшане сами не делали — ну это я так предполагаю. И были этим в племени довольны очень до поры.
Егорыч замолчал.
— До какой поры-то? — помолчав, не выдержала Зойка
Егорыч продолжил:
— А до той самой, пока не начал Селга вести странные разговоры. Про бога, который, вишь, всех спасёт, да заберёт к себе на небеса, про милосердие и всеобщую любовь. Колдун племени позвал его и стал расспрашивать — что за новый бог? Мож, идола ему поставить? А Селга ему — не новый, а истинный! Ему никакие идолы не нужны! «А наши боги, что же тебе — не годятся?», — спрашивает колдун. «Это ложные боги, — Селга ему. — И даже не боги, а демоны.». В общем на торговых стоянках сошёлся он с христианами, они-то парню и рассказали про Исуса. Как он пятью хлебами народ накормил, да как мёртвых воскрешал, да как из воды вино делал. Он, говорят ему, смертью смерть попрал — всех нас — и тебя, Селга, и тебя, вишь! — спас на кресте от адского пламени. И Селга влюбился в этого бога и стал всем о нём рассказывать. Сначала над ним посмеивались — в их понятии какой Исус бог, ежели его распяли? но когда он ночью поджёг капище и уничтожил всех идолов, смеяться перестали.
Егорыч снова замолчал, взял тряпку и начал сосредоточенно протирать руки.
— Не томи, Степан Егорыч, — попросила Томка. — Рассказывай, что там дальше.
Егорыч посмотрел на неё, и отбросил тряпку.
— Схватили Селгу и посадили в яму. Колдун приходил каждый день и бил его, и хлестал собственным Селгиным кнутом, да так, что вся одежда на нём изорвалась и кожа повисла лоскутами. Селга почти постоянно был без сознания. В конце концов, колдун потребовал от Селги, чтобы он сам восстановил капище: вырезал заново идолов, вкопал их на прежние места, установил жертвенники и всякое прочее. Но Селга наотрез отказался, заявив, что никогда больше не станет поклоняться ложным богам.