Тёмные Воды. Зимний апокалипсис

— Поймите, нас мало. Если мы станем тут альфа-самцов изображать, не выживем. Ты, Марат, свои уголовные замашки брось, у нас это не примут. А ты, Рустам, ты же постарше? Вот и придерживай братишку. Девчонок не обижайте. Ладно?

Рустам посмотрел на него.

— Лады, — и протянул руку.

— А ты, Марат? — посмотрел на второго Валеева Генка.

— А я что? — сказал Марат. — Меня не трожь, и я не трону.

— Девчонок наших, говорю, обижать не будешь больше? — повторил Генка.

— Да я и не обижал… — пробормотал Марат.

— Ну и хорошо. Тогда вопрос исперчен, — сказал Генка, и мы вышли из комнаты.

В коридоре я спросил у Генки:

— А ты меня в какие второразрядники записал? Я вообще драться не умею.

Генка повернулся ко мне.

— Тебя-то? Так по шахматам, ёкэлэмэнэ, ты же сам говорил…

Я засмеялся.

— А что ты говорил про Марата? Почему он уголовник?

— Марат, Стас, пять или шесть лет отсидел по малолетке за убийство. Я разговаривал с Тимуром, он мне много рассказал…

— За убийство? — оторопел я.

— Отец у них шабашил. В десятом году его убили шабашники из-за дележа денег. Остались с матерью трое — он, Рустам и Гульнара. Марат самый младший был, Гульнара — старшая, на пять лет старше Марата. Через год оставили ночевать у себя какого-то дальнобойщика, он Гульнару, ей тогда семнадцать было, заприметил, и ночью рвался к ней прилечь — деревня, жаловаться-то некому. Рустам гулял где-то, мать вступилась за дочь, говорит: не трожь, возьми меня вместо неё. Марат проснулся от шума и всё понял. Встал, схватил нож и зарезал насильника, пока тот на матери ёрзал. Ну и получил пятёрочку, что ли… или шесть, а отсидел пять… или и отсидел шесть, — Генка задумался. — Не помню точно.

— Да уж, история… — сказал я.

— Мать-то у них потом от стыда утопилась, как на суде вся история вскрылась. Позора перед односельчанами не вынесла. История громкая была, даже до нас тут дошла…

— Мда… — только и сказал я. — Вот судьба у семьи…

— Судьба, — согласился Генка. — Так что они ребята правильные, заносит немного, но подход найдём. Вон Томка поможет, она видишь, какая продвинутая в вопросах ислама.

— Кстати, Тома, скажи честно — ты всё это выдумала? — спросил я.

— Нет, — ответила Томка. — Цитаты приблизительные, но по сути всё так.

— Тома, а откуда ты всё это знаешь? Ты ведь химик…

— С детства интересовалась религиями, мифологией, всякими богами вообще, — ответила она. — Я даже хотела куда-нибудь на религиоведение поступать, но в наших краях такие не водятся. Да и мама настояла…

— Зато ты знаешь, как с ней здо́рово по музеям ходить? — встрял Генка. — Я в жизни не думал, что может быть интересно смотреть на картины. А когда она стоит рядом и рассказывает, кто на этой картине да что… такие истории, Стас! На каждой картине роман! не оторвёшься!

* * *

Вскоре мне пришло в голову вернуться к идее с гидропоникой, которая за хлопотами вылетела у меня из головы. Я попросил выделить мне на ферме пространство в пять квадратных метров и на этой площади в несколько ярусов установил канистры с круглыми отверстиями под пластиковые стаканы. В донышках стаканов натыкал дырок, наполнил их керамзитом и кинул в каждое по несколько огуречных зёрен. Затем приготовил раствор удобрений и наполнил им канистры. В отверстия установил стаканы с семенами. И стал ждать всходы. А пока ждал, соорудил вертикальную решётку из брусьев и натянутой на них лески — по этим ниточкам должны были карабкаться вверх мои огурчики.

Всё население нашей коммуны взирало на мою работу с демонстративным скептицизмом и даже с нескрываемой насмешкой, которые я сносил молча. Опыление цветков, которые распустились уже через две недели, я производил при помощи кисточки, как это делали и девчонки на грядках, но почему-то именно мои манипуляции привлекли всеобщее внимание и едкую иронию. Меня подкалывали и требовали побыстрее сдать общине весь собранный нектар хотя бы в виде мёда, чтобы ощутить хоть какую-то пользу от моих занятий сельским хозяйством. А Алёна однажды, проходя мимо, слегка подтолкнула меня, а когда я к ней повернулся, упёрлась в меня грудью и сказал нарочито томно:

— Стас, а ты только цветочки умеешь опылять?

Я растерялся, а она засмеялась и пошла дальше, покачивая бёдрами.

Мой триумф настал в конце августа, когда я снял со своей «плантации» и принёс к обеденному столу первые полведра настоящих огурчиков. Тут же все насмешки трансформировались в восторги.

Тамара, Людмила и как раз вернувшаяся к ним после родов Зойка, убедившись уже через неделю, что я со своих пяти метров собираю урожай не меньше, чем они с двадцати, загорелись и решили немедленно освободить площадь для картофеля, который перешёл у нас в разряд деликатесов: мы ели его, в лучшем случае пару раз в месяц. Рядом с моей «плантацией» за пару дней выросла ещё одна такая же, после чего меня прогнали с фермы «заниматься мужскими делами».