Темные врата

– Пойдем-ка выйдем. Нужно переговорить. А вы… – повернулся он к ратникам, – будьте настороже. Если прикажу, пускайте в ход мечи. Но до той секунды ведите себя смирно.

– Как прикажешь, Первоход, – ответил за всех пожилой десятник.

Глеб кивнул ему, повернулся и вышел вместе с Кудеяром из молодеческой.

В коридоре он взял советника за плечо, приблизил к нему лицо и сказал:

– Никаких резких движений, понял? Веди себя, как вел.

– Но мы должны отменить пир, – дрожащим голосом произнес Кудеяр.

Глеб отрицательно качнул головой:

– Нет. Мы проведем пир в назначенное время.

– Но бояре что-то задумали!

– Может быть. Но врасплох им нас не застать. Верь мне.

Кудеяр нахмурился.

– Кажется, я тебя понимаю, Первоход, – медленно выговорил он. – Ты собрал пир, чтобы встретить всех своих врагов лицом к лицу. Я прав?

– Да, Кудеяр, – тихо ответил Глеб. – Ты прав. Пока я не набрал силу, мои противники не особо таятся. Я хочу нанести удар прежде, чем они расползутся по своим логовам и норам.

– Ты хочешь устроить бучу в пиршественном зале? – В голосе Кудеяра звучало сомнение. – Это может плохо для тебя кончиться. Бояр будет много. И все они явятся со своими охоронцами. Правила это допускают. Может, проще действовать не напрямик, а хитростью?

Глеб усмехнулся и холодно прищурил свои темные недобрые глаза.

– Хитростью, говоришь?

– Ну да, хитростью. Если узел не развязывается, нужно постепенно и неторопливо ослабить его, а затем развязать. Не стоит рубить по живому.

– Что ж, может, ты и прав, – сухо проронил Глеб. – Однако развязывать узлы я не мастер. А вот рубить… – Глеб положил пальцы на рукоять меча: – Рубить я умею хорошо. Поэтому просто доверься мне и ни о чем не думай.

5

Пир начался в означенное время. Бояре долго рассаживались по лавкам, стараясь занять места попочетнее, с приветливыми и дружелюбными улыбками интригуя промеж собой за эти места.

Боярин Грибок, самый старый из этой братии, едва передвигался, и поэтому двое слуг, самого смиренного вида, поддерживали его под локти.

– Я просил, чтобы все слуги и охоронцы остались за дверью, – громко сказал Глеб, завидев этих двоих.

– Я это помню, – кивнул стоявший рядом боярин Добровол. – Но ты видишь сам, советник, что Грибок не пройдет без помощи своих слуг и двух шагов. Дозволь его слугам остаться.

Глеб нахмурился, но поборол свою досаду и согласился:

– Ладно. Пускай остаются. Я ведь не зверь.

Вскоре бояре расселись. Грузные, широкобородые, разодетые в парчу и меха, величественно восседали они на покрытых шкурами и коврами лавках. Добровол выделялся и на их фоне. Он был ладнее, величественнее и горделивее прочих. Мех на полах и вороте его парчового плаща был гуще и ровнее, чем у других, и даже камни на его одежде и пальцах сверкали ярче, чем у прочих.

Княгиня, сказавшись больной, не пришла на пир. (На деле же сам Глеб отговорил Наталью от выхода, опасаясь за ее жизнь.) Глеб, восседающий во главе стола на правах первого советника, был одет в роскошную белую ферязь, которую ему подарила княгиня Наталья, а на плечи набросил алый плащ, скрепленный золотой фибулой. Поначалу он чувствовал себя в этом одеянии неуютно. Черт его знает – будто римский патриций какой-то. Но вскоре пообвыкся.

Кравчий и разносчики умело и незаметно суетились вокруг стола, выставляя блюда, наполняя тарелки, наливая вино в кубки. Вначале бояре все больше отмалчивались, лишь тихо переговариваясь промеж собой, и бросали на Глеба скользящие, хмурые взгляды. Им не понравилось, что охоронцев и слуг оставили в комнате подле молодеческой. Но вслух они не роптали, и на том спасибо.

Глеб быстро поборол смущение и держался с боярами приветливо и по-свойски. За несколько часов до начала пира он долго беседовал с княгиней Натальей, расспрашивая ее о каждом из бояр. Кто что любит, чем грешит и чего избегает. Теперь, когда он глядел на бородатые лица бояр, ему казалось, что он давно уже знаком с ними.

Играя роль тамады, Глеб пытался развлечь бояр разговорами, но те отвечали лишь из вежливости, а ответив, быстро умолкали, чтобы вновь приняться за еду. Есть и пить было намного безопаснее, чем болтать и отвечать на вопросы.

И все же спустя полчаса после начала пира бояре – то ли благодаря приветливости Глеба, то ли благодаря выпитому вину – стали вести себя немного раскованней и уже не глядели на Глеба волками. Неприязнь в их взглядах сменилась любопытством. Должно быть, они ожидали от Глеба неприкрытой вражды и, не встретив ее, слегка растерялись и пооттаяли.

Наконец, на шестом или седьмом питейном круге боярин Добровол встал со своего места и поднял серебряный кубок. Бояре тут же замолчали, уставившись на своего сановитого вождя.

Добровол посмотрел на Глеба спокойным, приветливым взглядом и сказал:

– Позволь мне поднять кубок за твое здравие, советник Первоход! Я неласково тебя встретил, это правда. Но это от незнания. Сам понимаешь: мы, бояре, чураемся всего нового. Мы ценим спокойствие, Первоход. А посему… не держи на нас зла. За тебя, Первоход!

Бояре загудели, закивали головами и взялись за свои украшенные самоцветами серебряные кубки.