Темные врата

Кравчий легонько хлопнул в ладоши, и столовые холопы внесли в зал новую порцию горячих блюд – петухов с пряной травкой, пару жареных молочных поросят с чесноком и уток, обложенных огурцами. На самых доступных и видных местах стола поставили серебряные чаши с горячей чесночной подливой.

Кравчий снова хлопнул в ладоши, разносчики тут же подхватили кувшины и вновь наполнили кубки вином.

На этот раз Глеб решил выступить с ответным словом. Он встал, дождался, пока умолкнет гул голосов, и, обращаясь к Доброволу произнес:

– Ты сказал, что ценишь спокойствие, Добровол. Я тоже люблю спокойствие. Но когда тать тащит из твоего дома добро, трудно оставаться спокойным, верно?

– Верно, – отозвался боярин Добровол, глядя на Глеба недоверчивым, подозрительным взглядом.

Глеб кивнул.

– Вот и сейчас то же самое. Хотел бы я быть спокойным, но, увы, чтобы остановить татей, приходится шевелиться. Нам всем придется пошевелиться, друзья.

Глеб сделал паузу, чтобы перевести дух, и тут Добровол громко спросил:

– Ты задумал большие перемены, советник Первоход, не так ли?

– Да, это так, – кивнул Глеб.

– В чем же причина этих перемен? Тебе не нравится то, что здесь есть?

– Скажем так: мне не нравится многое из того, что есть. Но не все. – Глеб обвел взглядом насупленные лица бояр. – Если вы подумаете обо всем непредвзято, бояре, вы найдете в существующем положении вещей много плохого.

Бояре тихо загудели на своих местах, но сановитый Добровол поднял руку, и гул голосов стих.

– Княжество наше держится на традициях, Первоход, – спокойно и громко проговорил он. – В разные годы бывало разное. На смену процветанию приходила беда. Затем она снова сменялась процветанием. Жизнь княжества сродни полосам на шкуре индийского тигра. За черной полосой следует белая, за ней – снова черная, а потом – опять белая. То, что творится в княжестве сейчас, – это черная полоса. Но необязательно что-то менять и ломать, Первоход. Иногда полезнее просто сесть, сложив руки на коленях, и подождать, чем все закончится. Все эти годы мы так и делали, и, как видишь, княжество наше стоит незыблемо.

Бояре, выслушав монолог Добровола, одобрительно загудели. Затем воззрились на Первохода, с любопытством ожидая, чем же он возразит. И тогда Глеб сказал:

– Ты прав, Добровол. Черная полоса сменяет белую, и так далее. Но однажды всему на свете приходит конец. Великий Рим тоже процветал, и длилось это столетиями. А потом его захватили и разграбили дикие кочевники. Не думаешь ли ты, боярин, что то же самое может случиться и с нашим княжеством?

Добровол прищурил серые глаза и холодно ответил:

– Нет, советник. Я не мыслю такой участи для Хлынского княжества.

– Однако опасность развала есть всегда, – возразил Глеб. – Если княжество хочет уцелеть, оно должно меняться и развиваться. Это как в торговом деле. Ежели постоянно не вкладывать в него средства и не расширять дело, то рано или поздно супротивники сожрут тебя, и ты останешься у разбитого корыта.

Бояре снова загудели, благосклонно оценив пример с торговым делом, но Добровол вскинул руку, призывая их к молчанию, усмехнулся и спросил:

– Много ли ты занимался торговлей, Первоход?

– Нет, – вынужден был признать Глеб.

– Может быть, тебе случалось править княжеством?

– Нет, не случалось.

– Тогда, быть может, ты был сельским главой или старостой общины?

– Нет, – снова признал Глеб.

Добровол прищурил блестящие глаза и холодно осведомился:

– Тогда почему ты решил, что лучше нас знаешь, как вести дела в княжестве?

– Потому что я…

«…Потому что я прибыл из будущего и знаю, что рано или поздно вашему миру придет конец», – хотел бы ответить Глеб, но это было невозможно. В самом деле, как он сможет объяснить этим бородачам, что знает «базовую теорию» развития человеческого общества и цивилизаций? Как объяснить, что все, что он намерен сделать, будет сделано для их же блага?

Немного поразмыслив, Глеб решил, что не стоит говорить о времени, нужно поговорить о пространстве.

– Видишь ли, Добровол, – начал он рассудительно, – в той стране, откуда я прибыл, все эти новшества давно действуют. Они, эти новшества, трудно приживались, не все воспринимали их как должное. Но закончилось все благом. Все остались довольны и счастливы.

Глеб замолчал. Молчали и бояре. Добровол же прищурил свои невыносимо проницательные и блестящие глаза и пробасил, сверля Глеба холодным, невозмутимым взглядом:

– Значит, говоришь, ты прибыл к нам из лучшей страны?

Глеб насторожился, почувствовав в словах боярина подвох, и осторожно ответил:

– Пожалуй, что да. А что?

Добровол улыбнулся и сказал:

– Отрадно это слышать. Но что же заставило тебя сбежать из столь прелестной страны и осесть в Хлынь-граде? Да еще и стать ходоком в погиблые места. Может быть, тебя изгнали?

Лицо Глеба омрачилось. Почувствовав гнев, он с трудом взял себя в руки, улыбнулся и ответил:

– Нет. Просто я…

– Прости, что я задаю столько вопросов, – мягким, насмешливо доброжелательным голосом перебил его Добровол. – Ты не должен перед нами отчитываться, Первоход. И тем более не должен открывать нам свою тайну, если она у тебя есть.