Темные Знамения

И куратор, и персекутор упали на песок, замерев, будто мёртвые. К ним уже бежали капитан и охотник. В груди новобранца будто застрял камень. Он дышал несмелыми, мелкими глоточками. Чёрный плащ выпал из реальности, слабо понимая, где находится. Его целиком вобрала в себя боль, став клеткой, в которой не развернуться.

К нему подлетел Джакомо:

— Альдред? Альдред! Слышишь меня, Альдред? — Он пощёлкал перед его глазом пальцами.

Тот задёргался. Капитан звучал так, будто Флэй погрузился на глубину. Куратор ответил, не зная, насколько громко скрипит голосом:

— Да.

— Мы принимаем тебя в «Гидру»! — сообщил капитан.

— А-а-а? — не услышал Альдред. Уши его будто заложило.

Тот повторил. Что Колонна говорил, новобранец прочёл скорее по губам. Поняв его, Альдред осклабился. Джакомо увидел его зубы, заляпанные в крови.

— Я сейчас отправлю кого-нибудь за целителем. Потерпи, — сообщил Колонна.

Отец Радован, увидев исход боя, улыбнулся и пошёл дальше заниматься бумагами. В общем и целом, всё прошло хорошо, считал он. Персекуторы из других отрядов начали расходиться. Новые братья по оружию были рады пополнению: они считали, новобранец выступил неплохо. Для куратора-практика.

Уж теперь-то Альдред, казалось ему, мог ждать и терпеть сколько угодно. Ведь бой кончился. Капитана он не слышал. Не видел, как тот подскочил и стал приводить Рутгера в себя: истощённый, тот совсем потерялся в пространстве и времени.

Флэй очень хотел отключиться, но что-то держало его в сознании. Возможно, это радостная весть не давала ему пасть в беспамятство. Рядом с ним уселся Озорио. Он пытался увещевать новоявленного персекутора, но тому было всё равно.

Альдред просто… отдыхал.

Глава 8. Будни

Следующую ночь Альдред проводил в лазарете на территории крепости. Целитель, приглашённый из Круга, сделал всё возможное, чтоб устранить косметические последствия боя. Когда Флэю дали посмотреться в зеркало, выглядел он, как обычно или даже лучше прежнего. Вот, что делает магия животворящая!

Одна беда: боль никуда не ушла. Фантом его по-прежнему изнывал, страдая. Требовалось время, прежде чем он восстановится. И Альдред был готов ждать: заодно и подготовит себя морально к совершенно иной жизни.

Душевный досуг длился недолго. В лазарете лежал не только он, но и персекуторы, ставшие недееспособными. С рейдов они возвращались калеками. В течение пары недель их выпишут, выдадут пенсионную ассигнацию и отправят по домам. А фантомные боли на месте некогда здоровых конечностей останутся на всю жизнь.

Унылое зрелище. Любой энтузиаст в миг духом падёт. И всё же, коней на переправе не меняют. Раз бил себя в грудь пяткой, ступай до самого конца. До победного. Чем бы личная эпопея ни кончилась.

Кто бы спорил, подчас гибель на контрасте выглядит милосерднее.

Инвалиды закрывались в себе. Стонали, скулили, что-то бубнили себе под нос, нагоняя на Альдреда жуть. Здравомыслию негде разгуляться с такими соседями по палате. Поэтому Флэй просто коротал отведённый срок. Всё бы ничего, если бы на пустующую койку справа не определили Зальца.

Вот так подарочек случайности.

Рутгером занимались дольше, чем новичком. Вероятно, Альдред знатно огрел его по затылку: как минимум, сотрясение, а как максимум, черепно-мозговая травма. Санитары, присланные в Круг из городского госпиталя, втащили его на носилках в палату, помогли лечь на койку, после чего удалились.

Белобрысый молча переносил свои невзгоды. Кремень. Либо же просто рисовался перед духом, обесценивая его боевитость. Альдред бросил на оппонента беглый взгляд и, вопреки боли в лице и шее, отвернулся. Но Зальц, прилипнув к больничной койке, оказался словоохотлив. Простонав что-то на лурском, он позвал его несколько раз:

— Альдред. Альдред? Альдред… Альдред!

На четвёртый раз терпение Флэя лопнуло. В сознании новичка прогремел взрыв. Мерзавец добился своего. И мёртвого бы доканал. Альдред угрюмо прошептал ему:

— Замолчи! Не надо со мной разговаривать.

Тот всё не унимался. Приложив немалое усилие, он перевернулся на бок лицом к новобранцу. Альдред взглянул на него. Выглядел белобрысый неважно.

Несмотря на дорогостоящее заклинание, из сержанта будто бы вытянули половину жизненных сил. Рутгер попросил:

— Выслушай меня. Я не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки.

Неужели?..

Его мысль звучала здраво. Флэй поджал губы в отвращении. Он понимал: если не дать Зальцу высказаться, ночь в лазарете превратится в кошмар. Застрельщик от него не отстанет, поэтому лучше дать ему слово. А после — попросту абстрагироваться.

— Говори, — бросил ему новобранец. Ничего хорошего не ждал. Чем быстрее купирует беседу, тем проще.

— Я хотел спровоцировать тебя на эмоции. Только и всего. Потому что знаю, что для тебя дорого. Ты не первый, и не ты последний. Ничего личного, — рассуждал Рутгер. Иногда его страдальческий голос обращался хрипом. — Против сестры Кайи я ничего не имею. Можешь мне не верить, но это так.

Поговаривают, словом и убить можно. Не врут. Альдред же легко отделался — его обескуражило под самый корень.