– Значит, рядом никого не было. Разве ты не видишь? Ни одного.
– Все же я думаю, что кто-то присутствовал, Констанца, – Штерн выпустил ее руки. – И видно, насколько тебе не хочется в этом разбираться. Задай себе вопрос. Приглядись ко всем: у кого самое сомнительное алиби?
– О, я понимаю. – Констанца гневно отмахнулась. – Я понимаю, к чему ты клонишь. Я знаю, что ты хочешь услышать от меня.
– Знаешь?
– Да. Ты обвиняешь Окленда. В это я не верю. Это не мог быть Окленд. Он сказал мне, с кем он был той ночью…
– Констанца…
– Я не буду даже слушать! Окленд погиб. Он не может защищаться. Это гнусно – так говорить, ведь ты никогда не знал Окленда так, как его знала я. Ты ревнуешь меня к Окленду – теперь я это вижу. Ты всегда вспоминал его, всегда спрашивал меня о нем. Так вот, я не хочу, чтобы ты так говорил о нем. Окленд не мог мне врать…
– Но ты обманываешь сама себя, Констанца. Подумай об этом. – Штерн встал. Он смотрел на нее сверху вниз. – Ты веришь в то, во что тебе хочется верить. Нам всем это свойственно, тем более если помогает закрывать глаза на ужасную истину. Разве ты не понимаешь? – Он смотрел на нее с нескрываемой печалью. – Когда правда ранит и когда она касается кого-то из близких, никто из нас не хочет взглянуть ей прямо в лицо. Мы уворачиваемся от знания. Мы пытаемся спасти тех, кого любим.
– Ты думаешь, я люблю Окленда? – У Констанцы порозовели щеки. Она встала. – Ты это имеешь в виду?
– Такая возможность приходила мне в голову. Среди всех прочих. – Штерн сделал шаг в сторону. – Видно было, насколько ты была потрясена его смертью. Я это помню.
– И ты думаешь, что я прикрываю его?
– Я думаю, что ты прикрываешь себя. Я думаю, ты отказываешься столкнуться с правдой.
– Очень хорошо. Тогда я тебе скажу. – Констанца повысила голос. Она пересекла комнату. – Я знала женщину, с которой Окленд провел ночь. Тогда он любил ее и старался проводить с ней каждую свободную минуту. В ту ночь он встречался с ней на сеновале. И то, что он сказал, правда. Я не хочу называть ее имени, но…
– У тебя и нет необходимости называть ее по имени. Я знаю, кто она.
– Ты не мог этого знать!
– Еще как мог. – Штерн повернулся к ней. Он сочувственно взял ее за руку. – Я уже говорил тебе раньше, Констанца, что меня не так легко ввести в заблуждение и я не люблю, когда меня сбивают с толку. Этой женщиной была Дженна. И ее любовником был не какой-то парень из деревни, как ты мне как-то старалась внушить, а Окленд. И капкан Хеннеси поставил именно на него, потому что ревновал. Я знаю, Хеннеси продолжает ревновать и подозревать, хотя Окленда уже нет в живых, поскольку не приходится сомневаться, что ребенок Дженны не от мужа. В этом, как я предполагаю, и заключается причина твоего неподдельного интереса к ребенку. Он же ребенок Окленда, не так ли? Ты можешь мне сказать об этом. Но к тому же есть и многое другое, что ты должна была мне сказать и не сделала этого. Ты продолжаешь избегать правды, Констанца, и со мной, и со Стини. Я иногда думаю, что ты неискренна даже сама с собой…
– Откуда ты все это знаешь?
– Частично потому, что видел и наблюдал, частью мне стала известна кое-какая информация. Когда Окленд ушел в армию, он составил завещание. Оное заверил незадолго до его смерти юрист, которого я рекомендовал ему. В завещании он оставил все свои деньги Дженне. Для тебя может представлять интерес, что и ты не была забыта. Он завещал тебе свои книги.
– Ты знаешь содержание завещаний? – Констанца сощурила глаза.
– Лишь кое-каких. Это мне довелось прочитать.
– Я ненавижу тебя за это. Значит, ты вынюхивал, шпионил. Это самое омерзительное, что мне доводилось слышать…
– Сомневаюсь… В моем положении ты сделала бы то же самое. Никто из нас не испытывает ни малейшего уважения к светским условностям…
– Я не хочу этого слышать! – Констанца гневно отвернулась. – Да и в любом случае это подтверждает мою точку зрения. Если ты знаешь о Дженне, значит, должен понять, почему я поверила Окленду. У него доподлинное алиби…
– На всю ночь?
– Он был влюблен.
– О, не сомневаюсь, он был всецело занят ею – определенное время. Не сомневаюсь, он в самом деле встретился с ней на сеновале, как ты утверждаешь. Может, он и остался там – кто знает? Но в одном мы можем не сомневаться, Дженна провела там не все время. Ты сама видела ее вскоре после полуночи, когда она направлялась в комнату Джейн Канингхэм.
– Ох! – Констанца дернулась. – Да, видела. Я не подумала об этом. О Господи. – Она понурила голову.
Штерн подошел к ней и обнял.
– Констанца, – сказал он. – И даже это ничего не доказывает – разве ты не понимаешь? Если алиби Окленда сомнительно, то так же обстоит дело и у всех прочих. Да, Дентон был пьян и отключился, но, может, он пришел в себя. Может, ты ошиблась относительно времени и провела в беседе с Мальчиком больше времени, чем предполагаешь. Можно найти еще тысячу разных накладок. – Он вздохнул. – Может, ты права, и все было в самом деле всего лишь несчастным случаем.
– Ты ведь сам в это не веришь, да? Я вижу.