Темный Берег

- Некоторые философы сказали бы, что все, что мы можем любить, - это наш сон.

Тень между ее глазами исчезла, напряжение спало.

- Так что все в порядке? Насчет меня и Дрива?

- Любовь есть вопрос, - процитировал Бульдог из Отрывка и вгляделся в ее лицо с теплым блеском янтарных глаз. - Ответ лежит не во мне, моя серьезная подруга, а в Дриве.

Оба перевели взгляды на плещущие пологи палаток, думая о том, сколько еще работы им предстоит. Бульдог попрощался и зашагал величественной походкой к лечебнице, гордый тем, что дал подопечной совет, достойный мудреца, и без многословных проповедей.

"Любовь, - подумал он, - и есть то, что исцеляет нас в этом творении разбитых миров. Не слова. Слова - гулкая пустота. Исцеляет любовь, заключенная в них".

Философ подставил лицо ветру, чтобы ощутить вкус пены, и продолжал разговор с собой из глубины сердца.

"Таким образом, мы - целители, разве не так? Потому что любовь нужна не меньше, чем Чарм. Да, каждый из нас - целитель, потому что все мы раненые".

Он заглянул себе в душу, оценивая потери прошлого, которые надо будет запомнить. Подергивая бороду, он говорил, заполняя эту пустоту, и слова создавали в нем тепло, как излучение одинокой звезды.

- Одинокое в ветре своего танца, человечество представляется мне очень похожим на старого целителя на осыпи горного склона под безучастным простором безбрежного неба. Вся его душа парит в его заклинаниях. - Он вздохнул: - И чему же мы должны посвятить беспомощность этого танца, Бульдог? Чему? И я тебе скажу, друг мой: этой болью незнания, этой попыткой узнать и понять горе жизни мы познаем крайности любви.

Тиви с нежностью смотрела ему вслед, видя, как он разговаривает сам с собой, и рада была, что он так прямо воспринял тот совет, что дал ей. Снова ощутив благодарность за его дружбу, она коснулась талисманных бус у себя на шее, которые он ей дал, и они помогли ей пробудить в себе нежность после стольких тяжелых страданий.

Мысли ее вернулись к Дриву, и она задумалась, на что будет похожа их жизнь.

Пройдет еще день, и герцог встанет исцеленный, избавленный от всех ран, нанесенных Поездом Боли. Но пока что он странствует далеко от своего бесчувственного тела. В горячечном полете он опоясывает мир и снова ищет Габагалус. Ночь накрыла дальний край, и он видит под собой только светящееся море, глянцевое от света планет и звездного дыма.

На дневной стороне он летел среди растрепанных ветром облаков над священной вершиной Плавающего Камня. Сожженные поля в тени висящей горы уже оживали искрами зелени, исцеленные чармовой водой.

Проплывали луга, иногда мелькала степная деревушка, плавающая в спокойном море зелени. Далеко сверкали цепи мелей, приливных луж и морского горизонта. Уходили торжественно назад Сухие Болота с виноградниками, пастельными хижинами и небесными пристанями, возносящимися в облака вместе с торговыми дирижаблями.

Старый Черепок, колоссальный гранитный порт на мысах Мирдата, не терял времени, и обрушенные змеедемонами знаменитые спиральные башни уже стояли в лесах. Дрив не стал осматривать восстановительные работы, потому что ему не терпелось снова увидеть свою столицу.

Плавающий над изгибающимися грядами джунглей и облачными лесами Укса, Дорзен разбрасывал свет куполами минаретов и висячими лентами мостовых. Но герцог не успел приблизиться, как его позвал тихий настойчивый голос:

- Дрив...

Он очнулся навстречу ласковой улыбке Тиви. Ее руки, обветренные, как камни, соединились с его руками. Все узоры боли, все черные потеки на душе смыл Чарм.

Но он помнил.

Небо и земля, громоздящиеся в мучительной дороге в ад, не уходили из каких-то далеких глубин сознания, куда никогда не достает свет талисманов.

Он помнил. Путь в ад был очень медленным и с многими объездными путями в сознании. Конечно, дорогу надо будет починить, потому что она усеяна дырами пустых желаний и погибшей любви...

- Дрив, очнись! - настойчиво и нежно позвала Тиви.

На изможденном лице проступило понимание, и он заставил себя приподняться на локтях и осмотреться. Дневной свет дышал жемчужными волнами сквозь дрожащую парусину палатки. Колдовская ткань собирала первый Чарм нарождающегося дня. Сон закончился. Дрив собрал весь Чарм, который могло удержать тело. С этой минуты лечение требовало его сознания; дальше только он мог лечить себя.

Тиви помогла ему сесть, и он смотрел на нее, мгновение не узнавая, удивляясь, как изменил ее Чарм. Теперь это была не уличная мышь его снов, но близкая незнакомка со спокойной красотой, которая пряталась прежде под грязью и отчаянием. Он изучал ее черты, казавшиеся такими знакомыми подбородок с ямочкой, кроличий прикус, густые брови, - и снова узнавание поставило его в центр жизни, в соприкосновение с той осью, которую мудрецы зовут предназначением. Рядом с Тиви он ощутил покой, расширяющий свои счастливые пределы. Он знал, что если закроет глаза, то провидением увидит это наверняка, но не мог оторвать он нее взгляда. Она притянула его к себе.

- Мы больше никогда не расстанемся, - шепнул он.

- Никогда.