Темный бог вечности

Советник сделал над собою видимое усилие, чтобы оказаться в теме.

– Одобряю, – сказал он. – В виде исключения. Пусть Безопасность подаст мне докладную записку с перечнем этих инструкций и обязательным указанием нарушаемых пунктов и параграфов. За усердие благодарю обоих.

А дальше произошло то, что ввергло Генрика в немыслимый шокинг. Его Темное Сиятельство в припадке то ли либерализма, то ли паники, пообещало специальным распоряжением позволить Генрику воспользоваться своей приемной в качестве рабочего рума. Тушите свет!

Глава седьмая

1

Лаборатория, которой приходилось гнать сразу два проекта, работала так, как не работала еще никогда. Генрик был вездесущ. Его, а может быть, его фантомов, видели чуть ли не одновременно в самых разных отделениях и секторах, и при этом его громовые разносы слышались совсем в другой стороне. Да и какое имело значение в фантоме или в истинном теле он пообещал тебе оторвать башку или надрать задницу? Главное, никто из сотрудников не сомневался, что обещанное он не только выполнит, но и перевыполнит. С лихвой. Вся лаборатория с тоской вспоминала блаженные времена, когда во главе стоял спокойный и выдержанный Грот, никогда не искавший козлов отпущения, да к тому же еще и все удары сверху принимавший на себя. Спали сотрудники урывками, питались кое-как, чем придется и когда придется, об отдыхе забыли и мечтать. Но если объект номер один был, по мнению Генрика, вполне подготовлен к выполнению стоящей перед ним задачи – хоть завтра выпускай его на Трассу, были б теолухи готовы – то вот с соломкой по поводу объекта номер два дело обстояло много хуже, и подстелить в нужных местах на случай падения было просто нечего. Между тем, вокруг толпилось немало заклятых друзей, коллег и иного рода доброхотов, только и ждавших удобного момента, чтобы подставить ножку, а то и дать ха-арошего пинка. Причем, дело было совсем не только в его, Генрика, стремительном продвижении по служебной лестнице. Тут действовал старый, как мир, чиновный принцип, тихой сапой расползшийся за долгие годы по всем сторонам имперской жизни: "оступившегося – пни!".

Нельзя сказать, что Генрик был таким уж мастером подковерных интриг, но и изначально предоставлять кому бы то ни было над собою наглое преимущество он не собирался. Талантливые люди, считал он, вообще исключительно редко бывают интриганами по велению души. Интриганство есть удел и оружие бездарей, а себя самого, причем с полным на то основанием, он относил именно к людям одаренным. Но если уж ты, одаренный, не умеешь, не любишь и не делаешь нечто тебе жизненно необходимое – сам виноват, чистоплюй хренов, и нечего жаловаться на судьбу или коллег. Не умеешь – учись! Где самый высокий процент бездарей и интриганов? – спрашивал он себя, и сам же себе отвечал, – правильно, среди чиновничества. Почему?.. да просто потому, что чиновная служба самое привлекательное занятие для пронырливых и изворотливых. Никакая другая работа не требует так мало реальных усилий и не приносит так много реальных благ. Кто лучше всех умеет присосаться к наградам за чужие заслуги и переложить на соседа собственную вину?.. Правильно, чиновник. И этому у оного надобно учиться… Вот Генрик и учился, потому что нельзя позволять кому попало манипулировать тобою как ребенком, командовать тобою и помыкать. Надо сделать им, чтобы… чревато! Никакой жалости, никакого "понять, значит простить". Реальная жизнь жестока. И если система вбитых в тебя воспитанием приоритетов и ценностей входит в противоречие с этими основополагающими принципами реальности, она – система ценностей – должна быть немедленно переосмыслена и приведена в полное соответствие с действительностью. Тем более, что материала для размышлений у него накопилось "выше крыши".