Темный бог вечности

– Кстати сказать, ребятки, – старая Лайза вымученно улыбнулась и пожала плечами. Я полагаю, не один только Рекс нуждается в… – Я, Сережа, вот что хочу сказать. Забота о Рексе – это правильно и очень хорошо, но надо, чтобы и о тебе, охламоне, кто-нибудь подумал. Я тут тоже с дочкиной помощью занялась кое-какими научными занудиями… с кем поведешься, знаете ли… Попробовала я читать твои тексты. Не в смысле понимания и усвоения, а в смысле психологического анализа. И сразу же еще до всякой математики увидела одну несомненную интересность – когда ты работаешь успешно и плодотворно, тексты твои бывают все вдоль и поперек исчерканы, а уж на полях и вообще делается черт знает, что. Вот я и начала сопоставлять качество твоих текстов с качеством твоего питания и отдыха. И получилось у меня вот что…

Лайза подняла руку и единым махом, даже и не без изящества, нарисовала пальцем в воздухе несколько графиков и диаграмм.

У всей присутствующей публики – исключение составляла одна только Лиза – от изумления отвисли челюсти.

– Они все понимают, – обратилась Лайза к Старой Даме. – А тебе я поясню: показывают все эти занудии, что наш Сережа довел себя до ручки, и что глупым его поведение является с любой точки зрения. Он не только губит свое здоровье, но и работа его при беспорядочном питании и зверском переутомлении становится… как бы это сказать помягче… не то чтобы бестолковой и никчемушной, но все-таки. Короче, я лично намерена стать при твоей особе, Сережа, тем же самым, чем сам ты являешься при Рексе, вот так вот.

– Ага! – радостно взвыл Рекс. – Получил? Так его, тетя Лайза, поделом ему!

– А что ж ты нам тут только что нанотехнологиями головы морочила, такая-сякая, не понимает она?! – безмерно возмутился Кулакофф.

– Ах, Сережа, мы, женщины, такие коварные.

6

Первое боковое ответвление Генрик пропустил из чисто суеверных соображений. Сам над собою посмеялся – эк, все-таки, прочно сидят в человеке детские суеверия, никакой образованностью не выбьешь – но свернул только во второе, которое, впрочем, оказалось напрочь заваленным. Непроходимыми оказались и третье ответвление, и четвертое. Прежде, чем пойти дальше, Генрик заставил себя остановиться и задуматься: что это он такое… в самом деле… Если бы сам создавал тут путь для доставки тел, – спросил он себя злобно, – через какое ответвление ты проложил бы дорогу?.. правильно, через ближайшее ко входу в лабораторию. И никакими бы суевериями не озабочивался… кретин. Назад, зараза!

…Буквально через несколько шагов раздвоился первый ход. Вот так. Левое ответвление выходило на лестницу, ведущую вниз, правое вверх. Генрик хмыкнул.

– Ну, уж нет, – заявил он вслух, – Небеса нам ни к чему, нам не летать, нам бы ползать или – в лучшем случае – ходить. Скромнее надо быть, сэр шефлаб и Главный актуализатор науки, скромнее. И к земле поближе, на ней кабаки и девки, в небесах ни кабаков, ни девок нету.

Лестница была абсолютно темной. Генрик отстегнул от пояса фонарь и, перед тем как зажечь его, все так же иронизируя и насмехаясь над самим собою, вслух изрек:

– Да будет свет!

Свет вспыхнул, заставив его чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. Это надо же! – восхитился Генрик. Конструкторское решение показалось ему верхом рациональности и изящества. Ну, в самом деле, руки-то у людей, шмыгавших некогда по этому коридору, уж точно бывали основательно загружены.

– Тьма! – свет погас, и Генрик, бормоча себе под нос все ту же сентенцию о скромности, включил фонарь.

Фонарь высветил убегающие вниз марши лестницы, и он с удивлением обнаружил, что она была снабжена пандусами и явно приспособлена для перемещения каких-то тележек. Ну да, ну да, снова восхитился он собственной сообразительностью, тела же разумнее было возить, а не таскать.

Спустившись вниз, он оказался в крохотном зальчике. Зальчик был совершенно пуст, если не считать стоявшего слева у стены старенького стола, вид имевшего типично канцелярно-библиотечный. За этим столом полагалось сидеть какой-нибудь старой библиотечной грымзе в растянутой вязаной кофте и старомодных очках, однако стол, судя все по той же пыли, пустовал весьма давно. На столе стояли массивные допотопного вида часы, имевшие помимо двух стрелок еще одну, как у будильника. Часы шли и – что было уж вовсе поразительно – показывали верное время.

Пожалуй, все и понятно, – сказал он себе, – эта третья стрелка может, я думаю… ну-ка, ну-ка…

Стена перед ним бесшумно отъехала в сторону и вбок, перекрыв проход, через который он попал в зальчик, а сам зальчик оказался вдруг крохотным закутком большого темного библиотечного зала, сплошь заставленного стеллажами и шкафами. "Есть!" – сказал он себе и с ликованием потер руки.