Зная, что изменение костей и мышц будет сопровождаться агонией, Викирнофф отошел от нее на некоторое расстояние и там изменил форму. Он не медлил, не желая давать себе времени на размышления. Одновременно с этим он оделся. Пятна крови усеяли его белую рубашку, и когда он провел рукой по лбу, на ладони то же осталась кровь. Тихо ругаясь, он глубоко задышал, пытаясь превозмочь боль, и провел еще один сеанс лечения, чтобы исправить ущерб, причиненный превращением. Как только он уверился, что ни на теле, ни на одежде нет и следа крови, он прошагал к валуну и осторожно, чтобы ничего не задеть – вдруг там ловушка – обошел его вокруг.
Наталья смотрела, как он идет к ней. Он пошатнулся, рука в неосознанном жесте взметнулась к груди, но тут же пришел в себя, продолжая идти, словно был здоров и полон сил. Даже не осознавая этого, он вплотную подошел к опасному краю. Не знай она о его многочисленных ранах, даже не подумала бы, что с ним что-то не так. Она вздохнула. Между ними было слишком много недосказанности и проблем. Первая и самая главная – нелепое заклятие, связавшее их, но и его можно отложить на потом и работать с ним в одной команде. Если бы только она смогла ему довериться. Все инстинкты подталкивали к нему, но смятенный разум и живущая в ней вина, да и голос ее брата постоянно предостерегали ее.
– Что случилось, Наталья?
От этого голоса ее сердце перевернулось. В этом заключалась проблема. Эти глаза, голос – она целиком и полностью на него реагировала.
– Викирнофф, ты ведь копался в моих мозгах, выясняя, кто наложил заклятие принуждения?
– Да, – он даже не стал пытаться обмануть ее, не видел необходимости в этом и необходимости извиняться тоже. Если он собирался обеспечить ей безопасность, то должен знать, кто же наложил принуждение и почему. – У меня было мало времени найти ответы, но я еще не закончил.
Наталья глубоко вздохнула. Она собиралась сделать, возможно, одну из самых худших вещей в своей жизни.
– Есть ли у меня воспоминания о Ксавьер? О моем дедушке? Я имею в виду, что-то кроме историй, рассказанных моих отцом.
Прислонившись к валуну, Викирнофф изучал ее лицо. Взгляд сосредоточенный, острый, ничего не пропускающий.
– Странный вопрос, Наталья. Почему ты спрашиваешь об этом? Откуда взяться воспоминаниям, если он мертв?
– Не знаю. Мне сняться тревожные сны о нем. Он прокрадывался в мои сновидения, а потом я не могу вспомнить что-либо из моего с Рэзваном детства. Как будто все в тумане, в отдалении, и не хватает некоторых кусочков. Я уже некоторое время боюсь, что кто-то предал забвению мои воспоминания о нем. – Она заставила себя посмотреть на него, хотя боялась, что он мог посчитать ее сумасшедшей.
Викиронофф молчал. Доверяя ему нечто для нее важное, она заметно волновалась. Кроме того, это было важно и для его народа. Ксавьер был смертельным врагом Карпатцев. Он убивал, похищал и вел войну ради одной единственной цели – бессмертие. Будь Ксавьер жив, он бы планировал новый удар по Карпатскому народу. Более всего Викирноффа волновало, что, как это не странно, но никто так и не нашел подтвержденных доказательствами фактов, что Ксавьер мертв. Ему следует осторожнее подбирать слова, чтобы не вспугнуть ее. Он знал, что не обладает красноречием и не сможет сладкими речами заговорить свою Спутницу Жизни. Так что остается сказать правду.
– Боишься, что Ксавьер жив? Что именно он внушил тебе принуждение? И, возможно, это он вмешивается в твои воспоминания?
– Я не знаю, – Наталья вздохнула. – Я ничего о нем не помню, кроме историй, рассказанных отцом, но теперь появились эти сны. Хуже того, мой отец исчез, когда мне было десять. Рэзван и я не могли жить сами по себе, но вспомнить об этих днях или кто о нас заботился, не могу. Я вижу об этом сны, и Ксавьер прокрадывается в каждый.
– Ты все-таки подозреваешь, что он жив?
Наталья прижала ладонь к взбунтовавшемуся желудку. Она действительно подозревала, что Ксавьер жив, хотя это и было безумием. И подозревала уже довольно давно. А еще волновалась, что он не был таким уж прекрасным человеком, как ей описывали в семье. У нее часто бывали беспокойные сны, в которых ей и Рэзвану сильно доставалось от него. Днем у нее бывали вспышки бессмысленных воспоминаний, воспоминаний о пугающей размытой фигуре. Она боялась, что этот мужчина и был Ксавьер.
– Не знаю, – неохотно призналась она. – Я знаю, что он темный маг и мог контролировать воспоминания. Но если он жив и не хотел, что я его помнила, для чего изменил мои воспоминания, почему тогда он полностью себя не стер из моего разума? И какова была цель?
Темные глаза Викироноффа сосредоточились на ее лице, впитывая, пожирая ее взглядом. Обладая сильной воли, будучи воином, она казалось ему такой прекрасной. Смущение и одиночество, прозвучавшие в ее голосе, затронули самое сердце.