Темный гость

– Готов ли ты, Чэнлинь, принять всю тяжесть ответственности за судьбу нашей империи на себя?

Я не чувствовал в себе такой готовности, но в такой миг каждый должен делать не только то, на что он способен, а больше того.

– Да, мои повелитель! – ответил я.

– Да будет так! – произнес император, начиная церемонию. Долго произносилась формула передачи власти от достойного к достойному. Долго составлялись правильные грамоты. А я все время думал про то, что наше поражение неизбежно. Уже завтра город может пасть. Если при этом погибну я, то умрет и Великая Цзинь. Чтобы продолжить борьбу, я должен выбраться из ловушки туда, где еще остались силы – на Север, в крепости «диких чжурчжэней»!

Я помню. Я все помню. Я помню, как склонили головы все, кто находился в зале. Даже «дикие чжурчжэни», ни перед кем не склонявшие головы, признали мою власть. Я помню, как император, теперь уже бывший император обнял меня, своего последнего кровного родича, как слеза побежала по его щеке.

Я помню, как император гордой походкой удалился в личные покои, чтобы уже никогда не выйти оттуда живым. Он не хотел, чтобы над его телом глумился враг. Верный слуга, всю жизнь проживший при дворе, знал, что делать. Я же сказал слово, которого от меня ждали. Слово о доблести и смерти в завтрашней битве. Но сам я думал о другом.

Я отпустил всех отдыхать. Всех, кроме вождей «диких чжурчжэней». С ними мы долго говорили, думали и, наконец, приняли верное решение. После них я долго говорил со своими слугами. К утру они нашли тело погибшего воина, похожего на меня ростом и сложением. Я помню. Я все помню, как проводил над этим телом сложные ритуалы, как поднимал его, вдыхая в него видимость жизни, как наводил иллюзию, делающую его неотличимым от меня. Все это время шло погребение несчастного императора Ниньясу Вэньянь, шел штурм города. К вечеру мой двойник вышел из дворца в сопровождении придворных. Когда он встал на стену, тут же был сражен монгольской стрелой. Я помню, что стрелу эту я сам вложил в руку верному человеку.

Я помню, я все помню. Пока на другой стороне города разгорелась битва вокруг мертвого и уже горевшего тела моего двойника, мы открывали ворота в той стороне, где стояли союзные мэнгу войска империи Сун, как, словно разъяренные лесные духи, вылетали из ворот отряды «диких чжурчжэней», как с ними, в одежде простого воина мчался я. Трусливые воины Сун не смогли сдержать наш натиск и мы вырвались из ловушки на простор.

До ночи мы шли в южном направлении, а глупые мэнгу праздновали смерть последнего из дома Вэньянь. Только через день они поняли, что их провели. Мы тем временем, пройдя вдоль реки Хуанхэ, через все крепости, оставшиеся верными Золотой империи, повелев всем им отступать к Северу, тоже повернули в сторону нашей древней столицы. Дорога была трудной. Приходилось даже благородных боевых коней кормить прелой травой. Сами же мы ели сухой хлеб и сушеное мясо, запивая его водой из ручья. Люди и кони падали с ног от усталости, но мы двигались на Север.

Только на Сунгари, возле нашей древней столицы, мы смогли дать передышку, чтобы понять, есть ли погоня, куда нам двигаться дальше. Я помню, как вернулись разведчики. Усталые, измотанные до последней степени они принесли нерадостные вести: три тумена мэнгу идут по нашим следам. Ведет их хитрый лис Субэдэй, верный раб владык мэнгу. Идут они медленно, стараясь не пропустить оставшихся чжурчжэней ко мне. Но они идут.

Я помню, я все помню. Я помню, как утром, на поле у реки я собрал совет войска. Говорили долго. Решили идти на реку Черного Дракона, где в лесных крепостях «диких чжурчжэней» мы сможем измотать и уничтожить проклятых мэнгу. А потом, собрав всех оставшихся воинов, которые помнят слова чести, опять начать отвоевывать империю. Идти было трудно. Берега реки болотисты, неудобны для конницы. Судоходство же никогда не было нашей сильной стороной. Я забыл, что такое ночевать на мягкой постели в своем крыле дворца, что такое теплая вода для омовения тела, что такое изысканное застолье. Помнил только ветер с реки, обжигающий лицо утром и вечером, куча шкур и шатер над головой вместо дворца, обгоревшее на костре мясо вместо тонкий блюд придворного повара.

Но я знал, моя жизнь – это шанс моего народа на великое возрождение, на восставшую из пепла Золотую империю. Мы вышли на реку Черного Дракона, которая, петляя, как и великие реки империи, несет свои желтые воды в холодное северное море. В землях княжества Пую мы, наконец, смогли вспомнить оседлые привычки. Хотя княжества «диких чжурчжэней» не признавали власти императора, но сейчас, когда гроза била по всем чжурчжэням, меня принимали именно, как императора.

Я помню, я все помню. Хоть прошли целые столетия, но я помню, как собирались к центральной крепости-городу княжества мои воины. Подходили новые отряды «диких чжурчжэней», шли и отряды из империи. Под моим началом уже было полтора десятка тысяч воинов. Это было очень много для безвестного беглеца, но невероятно мало для восстановления империи для того, чтобы разбить корпус мэнгу.