Темный янтарь

Курад их поймет – вроде нормальные люди. Молодой хозяин-здоровяк на две головы выше гостя, пожилая тетка, наверное, жена щетинистого лысуна, миловидная молодка – та, понятно, стесняется, за косяком прячется.

— Спасибо! – сказал Серега. – Надеемся, значит, на чистосердечных людей?

Все снова закивали. То ли поняли, просто неразговорчивы, то ли ничего не поняли, просто вежливость соблюдают.

Вышел товарищ Васюк из просторного дома в противоречивых чувствах: вроде и облегчение, пристроили человека, по правде говоря, идти дальше с раненым было невозможно, но все же мутные люди эти хозяева. Позовут ли врача, станут ли затрудняться – бабушка надвое сказала.

Прямиком к лесу Серега, понятно, не пошел, вышел на дорогу и дал крюка.

Стеценко сидел на опушке на прежнем месте, ждал.

— Как?

— Да черти с куредом его знают, вроде не возражали, но… откровенно кулачного мировоззрения здешнего граждане. Как говорится, эти… мироеды.

— Понятно. Про немцев спрашивал?

— Да они по-русски ни слова. Да и откуда им знать, глушь, выселки, – вздохнул Серега, скинул пиджак и начал подворачивать длинноватые рукава гимнастерки.

— Курить охота, – вздохнул пеший водитель. – Уж бросил давно, а сейчас так и припекает.

— Это от сырости. Терпи, Василек говорил – курево бойцов убивает.

— Верно, конечно, но… – Стеценко осекся.

От хуторской усадьбы донесся короткий слабый треск, потом басовитый вой боли. Стихло…

Бойцы переглянулись.

— По-моему, это выстрел был, – прошептал Серега. – Я ж браунинг не забирал. Твою ж…

Перепрыгнули через изгородь, добежали до крыльца. Стеценко сел под стену, прикрывая. Серега на цыпочках взбежал по новым ступенькам.

Внутри громко, нервно разговаривали по-литовски. Черт, ничего не поймешь. А, все равно услышат.

Рванул дверь, прошел прямо в большую комнату.

— Я тут сказать забыл…

Хозяева замерли. Молодка, заматывающая чистым полотном ладонь мужа, смотрела с ужасом. На половицах темнели капли крови. Хозяин – уже не лысый, на башке нахлобучен знакомый картуз – медленно поворачивался от зеркала. Рядом с вернувшимся гостем оказалась хозяйка – эта стиснула в руках теплый пиджак. Глаза бешеные.

— Мне пиджачок-то вернуть хотите? – криво улыбнулся Серега.

Дверь в чуланчик, где раненого положили, была распахнута. Смотрел туда Серега краем глаза, оттого поверить в увиденное не мог. Подушка валялась на полу, раненый вытянулся недвижно, в его груди… Вот как оно – проткнуть обессиленного человека вилами на топчане и даже инструмента не вынуть?

— Стрельнуть, значит, больной успел, когда душить начали? – прошептал Серега. – Тогда вы его по-свойски, по-селянски, так?

— Так. Вас, свиней, сюда не звали, – процедила хозяйка, цепко хватаясь за винтовку гостя.

Мужчины-хозяева враз бросились валить гостя, молодуха оглушительно завизжала.

Еще десять дней назад растерялся бы товарищ Васюк и был бы всмерть затоптан здоровенными хуторскими сапогами. Но дни войны, они или убивают – или учат.

Вырывать винтовку у повисшей на оружии бабы Серега не стал, отпустил, отшатнулся назад. Выхватить пистолет из кармана, сдвинуть предохранитель… патрон был в стволе…

В старшего хозяина пришлось стрелять дважды – здоров, скотина. Повалился на пол, слетевшая фуражка подкатилась к ногам упорного гостя. Серега поднял, нахлобучил ее на голову и кратко сказал обмершей хозяйке

— Сюда винтарь давай.

Баба вверх прикладом протянула винтовку и попросила на почти чистом русском:

— Не убивай, товарищ. То все случайно. Женщин убивать нехорошо, бог не велит.

— Образованные, грамотные, набожные… – Серега сплюнул под стену и посмотрел на молодку. Та, чуть слышно всхлипывая, принялась расстегивать кофточку.

Ко многому привык товарищ Васюк, но тут откровенно передернуло. Что ж за скотская убогость в людях?

Качнул винтовкой:

— То подождет. Хлеб, колбаса, мед-сахар. Да, и часы мои сюда. Собирайте.

Мешок – чистый, аккуратный – собрали мигом. Хозяйственные, шустрые, рассудительные, этого не отнять – через тела мужа и сына переступают не глядя.

— Всё. Пошли вон! – скомандовал Серега, сшибая висящую над столом керосиновую лампу.

Приглушенно заголосили, но бросились к двери.

Спички имелись на комоде – коробок торчал в специальной серебряной держалке. Нет, очень культурно живут, прямо позавидуешь. Серега чиркнул, глядя, как бежит огонь по лужице керосина, перебрасывается на рукав хозяина, на стену, сунул коробок в карман.

Вышел с мешком. У крыльца Стеценко придерживал баб.

— Пусти их. Вы, пошли отсюда на… – зарычал Серега хозяйкам.

Добрые селянки бросились к воротам.

— Что там? – пробормотал, явно догадываясь, водитель.

— Кончили они Олега. Без раздумий и замысловатостей. Ну, с хозяев я спросил.

— То я видел, на выстрелы сунулся, – сказал Стеценко. – А бабы? Донесут ведь.

— Так кончи из винтовки. Я по бабам не особо. Опыта нет.

Бойцы смотрели на убегающих по дороге хуторянок – молодая неслась сытой козой, но свекруха не особо отставала.

Стрелять, понятно, Стеценко не стал. Пошли к лесу, за спиной разгоралось, клубился дым.

***