Темный Лорд (СИ)

После чего послышался тихий свист, незаметно сложившийся в знакомый до боли мотив "Откровений лесной нимфы", при первых звуках которого любого расслышавшего его эльфа сперва повергало в ледяной ступор, а потом начинало буквально трясти от бешенства. А чтобы стало понятно, почему, стоит пояснить, что напевный рассказ велся от лица лесной красавицы, делящейся впечатлением о бурных ночах, проведенных с Перворожденными. Иными словами, песня была на редкость непристойной, откровенно пошлой и полной гнусных намеков насчет данного интимного действа. Но это еще полбеды, потому что ближе к концу юная прелестница начинала сравнивать свои впечатления от общения с мужчинами разных рас, и вот тут-то ушастым доставалось по полной программе: острый язычок маленькой ведьмы не раз проходился по поводу длины их... м-м-м... ушей, неоднократно намекал на нетрадиционные вкусы, а в довершении всего славил, как самых нудных, нерасторопных и весьма посредственных партнеров... короче, исполнять вслух это произведение народного искусства было чревато большими неприятностями. Тем более, рядом с раздраженным эльфом.

Заслышав мерзкую мелодию, Таррэн глухо зарычал, едва позорно не сорвавшись и не ринувшись следом. Вот паршивец! Еще и издевается! Просто нарывается на неприятности! Но тягаться в скорости с гаррканцем было глупо, убивать эту агрессивную скотину, чтобы добраться до мелкого поганца - неразумно, а бежать следом и выкрикивать ответные оскорбления - недостойно потомка древнего рода. Лишь поэтому взбешенный до крайности эльф сдержался. Он до скрипа сжал кулаки, процедил сквозь зубы страшное проклятие и мысленно поклялся, что вскоре найдет способ надрать наглому сопляку тощую задницу так, чтобы тот навсегда зарекся дерзить. И даже Страж его не спасет. Видит Владыка, Таррэн не хотел этого, старательно игнорировал досадную мелочь вроде чужой неприязни, милосердно молчал и пропускал мимо ушей грязные намеки, потому что его родичи в свое время действительно попортили смертным немало крови. Но всякому терпению есть предел. Всякому пониманию когда-то приходит конец, а мальчишка давно напрашивается на увесистый тумак. Что ж, пусть будет так, если хорошего отношения не понимает. Пусть...

И да поможет ему неведомый человеческий бог.

Весь следующий день в караване с тревогой ждали грядущей бури. Седовласый, накануне отвесивший звучный подзатыльник дорогому племянничку, из-за которого полночи глаз не сомкнул, сегодня держался к нему подозрительно близко. Внимательные глаза Гаррона тоже то и дело поворачивались в сторону невозмутимых эльфов, но там было неестественно тихо: ни один из Перворожденных ни словом, ничем не намекнул на вчерашнее, хотя взгляды, которыми они одарили вернувшегося сорванца, были весьма далеки от благодушных. А уж на Темного было просто страшно смотреть - он появился в лагере лишь к утру, злой, как демон, с бешено горящими глазами и опасно спокойным лицом. Только раз взглянул на дерзко помахавшего ему ручкой сопляка, и бывалые воины мгновенно сообразили: что-то снова случилось. Причем такое, что теперь придется караулить нахального юнца день и ночь, ни на минуту не оставляя поблизости от обозленного эльфа, которого пацан всего за пару дней успел достать до самых печенок.

Вот они, не сговариваясь, и решили следить.

Через несколько часов после рассвета бдительного Гаррона сменил Весельчак, к полудню на место наблюдателя заступил Аркан, которому бойкий на язык мальчишка тоже неожиданно понравился. За обедом молчаливую вахту от соратников принял Молот. После обеда - Ирбис, который после вчерашнего сокрушительного поражения от Урантара считал себя кое в чем обязанным суровому Стражу... иными словами, участвовали почти все. Возницы, отлично понимая причину такого внимания, опасливо притихли, боясь раздражать остроухих еще больше. Герр Хатор постоянно хмурился, гадая про себя, как бы поделикатнее выкрутиться из щекотливой ситуации. Даже купеческие дочки подметили неладное и за весь день хорошо, если пару раз рискнули высунуть наружу нос, боясь послужить причиной нового конфликта.

Один лишь Белик, как ни странно, оставался беззаботен, радостен и по-прежнему неудержимо весел, словно сгустившееся над остальными напряжение его нисколько не затронуло.

Ближе к вечеру он вдруг сорвался с места, без предупреждения ткнув Карраша пятками и что-то шепнув в длинное ухо. Тот негромко фыркнул и, проигнорировав сердитый окрик Дядько, всего в несколько огромных прыжков скрылся из виду. Правда, ненадолго. А когда вернулся - слегка запыхавшийся, но отчего-то ужасно довольный, то с гордым видом прогарцевал перед строем скрипучих повозок и остановился точно перед повозкой с Илимой и Лильки, к чьим испуганным лицам прилагалось настороженное ворчание суровой поварихи и крайне недовольная физиономия купца.

Белик шутливо поклонился дамам, в который раз поразив их своими манерами, а затем, будто ничего не случилось, с преувеличенным почтением передал изумленным хозяйкам крупного зайца - толстого, упитанного, ушастого. Только почему-то черного цвета.