— Настанет день, когда такие маглы, как ты, будут знать свое место, — сказал Том. — Но я же не могу допустить, чтобы ты втравил меня в неприятности, правда? Avada Kedavra!
Зеленый луч осветил верзилу. В глазах Патрика мелькнуло ощущение ужаса, затем они стали оловянными. Двойник Тома расхохотался, и сцена исчезла в зеленоватом свете.
Потрясенный Риддл осмотрелся. Вокруг стояли пустые кровати, освещенные тусклым светом ночника. Некоторое время он озирался по сторонам, а затем, почувствовав страх, вывел:
Вот ты и прокололся. Я ждал, что ты покажешь мне первый поход в Запретную секцию.
Дневник проглотил чернила и тотчас послушно написал:
Я не спорю, что это хорошее воспоминание. Но назвать его самым счастливым, прости, не могу. Подлинное счастье — это месть и чувство справедливости.
Укусив кончик пера, Риддл поставил кляксу, и затем написал:
Око за око, зуб за зуб?
Дневник думал не больше минуты:
Это хорошо, но мало. Правильный принцип — три ока за око, три зуба за зуб. Разве не это девиз Лорда Волдеморта?
Поправив фонарь, Том провел ладонью по влажному лбу. Затем, схватив с яростью дневник, написал:
Ты передергиваешь мои слова и мысли.
Дневник зашелестел страницами, и затем выплюнул ответ.
Как трогательно, что ты стал заботиться о других! Расскажи об этом профессору Дамблдору — возможно, он признает тебя правильным Томом. Даже, глядишь, назовет любимым учеником: он всегда восхищался твоим талантом.
Глаза Риддла расширились: вместо чернил дневник отвечал кровью. Некоторое время он тупо смотрел на глянцевые страницы, а затем, выйдя из оцепенения, отбросил тетрадь в конец кровати.
Весной сорок четвертого года Европа, казалось, была пропитана запахом дыма. При отступлении маги Ордена СС заставляли пленных выкапывать трупы расстрелянных и сжигать их, обливая бензином. Маглы поговаривали, что немцы хотят скрыть следы преступлений. Однако весь Хогвартс был уверен, что за этим стоят темные обряды.
В воскресенье, тридцатого апреля, должен был состояться квиддичный матч Гриффиндора со Слизерином. Наступала Вальпургиева ночь, и будущие победители обещали устроить праздник. Гриффиндорцы — фейерверк и костюмированный бал; слизеринцы — гуляние факультета в холле. Хотя у слизеринцев был новый капитан, мало кто верил, что их команда повторит триумф сорок первого года. Это особенно бесило Лестрейнджа, который после завтрака не преминул высказать префекту все, что думал.
— Послушай, Рэй, — Риддл устало посмотрел на прозрачное небо, — все решают игроки, то есть вы. А мне и Деррик, и Роули говорили, что Крокетт лучший капитан.
— Ты хоть метлу не поднимаешь, но слушаются тебя все, — вздохнул Лестрейндж.
— Ты, кстати, не сильно-то возражал, — зевнул Том, глядя на прелую листву. — Вот и сказал бы, что Крокетт — тупой тролль. Ладно, пойду почитаю, — кивнул он приятелю.
Пройдя мимо нависавших башен, Риддл направился к замку. На небольшом покрывале сидела группа хаффлпаффцев, готовясь к контрольной по трансфигурации. Неподалеку шла в черной мантии профессор Мэррифот, левитируя стопку книг.
Через десять минут Том вошел в библиотеку и сел на любимое место возле большого окна. Достав рукопись на хеттском языке, он попытался углубиться в ее знаки.
— Привет! — Серая Дама зависла между стеллажами и с улыбкой смотрела на друга. — Как поживаешь?
— Да все по-прежнему, — кивнул ей Том. — Сел учить задания.
— Как та девочка, с которой никто не разговаривает? — заботливо спросило приведение. — Ночью она снова плакала в Северной башне. Я сказала Барону, но ему все равно.
— С Лукрецией не желает общаться ни один слизеринец, — постучал Том костяшками пальцев по столу. — Мать хочет, чтобы она помучилась.
— Не удивительно. Моя мать тоже ждала моего покаяния, — Серая Дама застыла над столом.
Поняв, что сказала лишнее, призрак стал кружить в проходе. Том, пытаясь снять неловкость, взглянул в окно. Кусты были покрыты легкой весенней дымкой, весело блестящей под матовыми солнечными лучами.
— У тебя не было родителей, — сказала Елена с сожалением. — А жить с родителями, поверь, сложно. Если у тебя умная или красивая мать, тебе всю жизнь надо будет доказывать, что ты не хуже ее.
— Эмили что-то такое говорила, — ответил Том. — Ее журили и говорили, что она, будучи француженкой, должна стыдиться ошибок во французском. Однажды ее даже высекли за плохую работу по pass'e compos'e.
— Совершенно верно, — голос Елены стал хриплым. — Только мне приходилось труднее: моя мать была основательницей Райвенкло. Иногда мы завидуем вам, сиротам, которые никому ничего не должны.
— А мы вам, — Том машинально согнул угол пергамента и посмотрел на резной бронзовый подсвечник.
— Я ненавидела слышать, насколько она умна. До сих пор вспоминаю, — Риддлу показалось, что ее призрачные щеки засветились, — тот миг, когда так похожий на тебя Салазар говорил, что бездари должны не высовываться!
«Справедливо говорил», — подумал Том, поиграв уголком страницы. Солнечный лучик весело забегал по парте, точно напоминая, что весна, несмотря на все горечи, остается весной.