Темный мир

– Мы просто оказались рядом, нам передали вызов. Через десять минут больная будет у врачей. Берите, ребята, – кивнул он своим.

– У вас и носилок нет? – спросил Сергей Рудольфович.

– Штабная машина, не санитарная. Но ничего, сиденья разложим, будет еще лучше…

Я уже несколько секунд чувствовал, что Маринку больше не трясет. И что она пытается поднять голову.

– Ты меня слышишь? – наклонился я к ней. – Ты как?

– Пить, – сказала она.

– Ребята, воды! Дайте воды!

Две фляжки протянулись ко мне, я схватил ближайшую. Маринка села, двумя руками упершись в землю. Я отвинтил колпачок и стал поить ее. И почувствовал, что если не попью сейчас сам, то умру.

Маринка отвела от губ фляжку.

– Что со мной? – спросила она.

– Не знаю. Сейчас тебя в госпиталь…

– А это еще кто?

– Спасатели.

– Это не спасатели… – на выдохе произнесла она и повалилась на бок.

– Ну, взяли, взяли, – сказал капитан Шарапов.

– Постойте!

Это сказал я – честно говоря, еще ничего не понимая и желая просто чуть-чуть потянуть время: может быть, удастся разобраться. Я встал, почти не чувствуя ног – то ли потому, что отсидел их на корточках, то ли от страха. От Шарапова исходила не то чтобы угроза… нет, он ничем не угрожал и вообще был предельно дружелюбен, но… а, вот, сообразил: было видно, что такое поведение для него непривычно. Он плохо играл плохо выученную и явно чужую роль.

– Девушка без сознания, а вы даже не измерили ей давления, не посчитали пульс! Разве так можно? – Я говорил нарочито нервно, нарываясь на ссору, на скандал. Если Маринка права и они не те, за кого себя выдают…

– Парень. Десять минут, и она в госпитале. Мы трындим дольше, чем будем лететь. Ребята, кладите ее на щит, и понесли.

– Человек стал черный. У человека судороги. А может, мы тут тоже все заразные, а? Вы сейчас улетите, а мы начнем падать один за другим. Вдруг это эпидемия? Вы хоть немножко врач? Вы понимаете, что делаете?

– Парень, – с видимым огорчением сказал Шарапов. – Ну кто тебя тянул за язык?

И тут, ребята, что-то вокруг переменилось. Совсем легонько, совсем неслышно. Просто у Шарапова на поясе вдруг оказалась кобура, к которой он потянулся. А у троих «спасателей» в руках возникли автоматы… они, наверное, все время были, только мы их не видели. А на вертолете надпись «МЧС – EMERCOM» исчезла и появилась странная эмблема: земной шар, расколотый зигзагообразной трещиной…

И я понял, что сейчас нас будут убивать.

14

У меня два раза в жизни были случаи, когда я твердо знал, что вот сейчас умру (и это не когда меня ранили – потому что ранил меня уже на базе пьяный прапор случайным выстрелом, а я был настолько уставший, что даже не сразу почувствовал боль). Это очень интересное состояние, и я отчасти понимаю тех, кто пытается проживать его снова и снова. Я – нет, я не хочу никаких повторений и никаких новых откровений, ничего такого… Просто в этот миг (ну, или не миг, время перестает иметь значение) ты вдруг обретаешь какую-то особую свободу, становишься невероятно умным и проницательным, через тебя буквально потоком льется вся информация этого мира, и ты ею владеешь, и при этом ты спокоен, тверд и слегка ироничен. А главное, если ситуация не до конца безнадежна, ты вполне можешь успеть просчитать несколько вариантов своих действий, и, если позволят время, инерция тела, реакция мышц – взять и выкрутиться. Придумать выход удается, мне кажется, всем и всегда – другое дело, что не хватает, как правило, времени. Секунды. Доли секунды. Даже при наличии нужных навыков и рефлексов.

Вот и сейчас – я видел, как тянется за пистолетом Шарапов. Меня он за противника не считает – мелок, в очках, голос дрожит, даже пули жалко, можно походя ботинком в канаву спнуть. Я присяду, наклонюсь вперед и прыгну с места – нас разделяют четыре шага, – правым плечом врежусь в солнечное сплетение, головой – в бицепс, выхвачу пистолет (кобура без крышки, только предохранительный ремешок с кнопкой) и пока мы падаем, постараюсь передернуть затвор, а потом – перекатиться через плечо вперед. Даже если они среагируют сразу, стрелять будут с опозданием, в то место, где меня уже нет, а с линии рассеяния я ухожу. Первый выстрел – он у меня точно будет – в ближайшего автоматчика, а дальше – как пойдет. Возможно, будет и второй.

Я понимал, что у меня в лучшем случае один шанс из тысячи. Но, может быть, кто-то из наших, воспользовавшись коротким замешательством в рядах противника, сумеет убежать…

И тут снова раздался рокот вертолета.

Из-за самых верхушек деревьев вынырнул, описал полукруг и быстро пошел на посадку Ми-2 – белый, с оранжево-синей полосой вдоль фюзеляжа. Он сел буквально в тридцати метрах от нас, и вот из него-то выскочили ребята в правильной эмэркомовской форме с медицинскими сумками через плечо и первым делом выволокли сложенные носилки.

– Следите за щитом, – бросил Шарапов своим и пошел навстречу спасателям. Боюсь, что те, как и мы поначалу, просто не видели оружия…

– Ни слова, ясно? – сказал один из шараповских; голос у него был резкий, лающий.