Темный оборот луны

Сжимая в кулаке, как сокровище, ключ, Галя выбежала, застегивая по дороге пальто, на улицу. Теперь, когда все было готово, сердце у нее стучало, и она чувствовала, как пылали щеки, и хотя она силой заставляла себя сохранять хладнокровие, как будто ничего не должно было случиться, но все равно ничего не могла с собой поделать, и волновалась. Ей было даже немного странно сознавать, что вот сейчас, через полчаса она встретится с Виталиком, которого увидит третий раз в жизни, и совсем скоро уже совсем будет понятно, как у них сложатся отношения, и сложатся ли вообще, и совершенно непонятно, от чего это все зависит, если от нее, то она ведь готова на целый ассортимент ухищрений, но в том-то и дело, что все зависит не только от нее... Через пятнадцать минут она уже была на Белорусской и поспешно бежала, не замечая прохожих, к замку, который отпирался зажатым в руке ключом. Ей пришло в голову, что она смотрит на себя как бы со стороны, с каким-то наблюдательным интересом, так, словно она играет чью-то роль, а не живет сама по себе. Я сделаю все, что от меня зависит, твердила она себе, перебирая в памяти все свои интимные умения, которые, жарко дыша, выскакивали из полузабытой глубины и толпились в ожидании своей очереди, пока Галя мысленно не пристроит их в связный сценарий.

Впрочем, уже через полчаса вся эта неприличная толпа убралась обратно в подкорку, а Галя была вынуждена разочарованно признаться самой себе, что контакта с Виталиком у нее не получается никакого, и что они как были чужими людьми, так и остались.

Он поднялся и отсел от нее на стул к окну, а она, чувствуя себя покинутой, неуютно поежилась. Молчали, и, кажется, это молчание было для него совершенно естественно. Он оперся локтем на стол и смотрел вверх, на высоченный потолок, где в тенистой темноте угадывались какие-то очертания.

-- А чья это квартира? - спросил он, неясно улыбаясь кому-то тому, кто находился там наверху, рядом с потолком.

Галя, сидя на диване, сжалась в комочек, и ей почему-то захотелось что-то натянуть на себя, хотя от толстых батарей несло теплом.

-- Не знаю... - протянула она. - Знаю только, что хозяева сейчас не придут.

Снова случилась пауза. Он как будто забыл про нее.

-- Это хорошо, - он так и не опускал на нее глаз. - Умели раньше строить, а?

-- Да, - согласилась Галя, вздохнув. Ей было все равно, умели строить или нет. - Непонятно только, как там пыль протирать.

Виталик вспомнил про нее от неожиданности ответа.

-- Откуда там пыль? - сказал он непонимающе.

-- Пыль везде, - сказала Галя и принужденно рассмеялась, исключительно для того, чтобы не сбивать этот беспредметный разговор на серьезное и занудное обсуждение. - Да это я так, к слову.

-- А, - сказал Виталик и поднялся. - В горле пересохло. Пойду воды выпью.

-- Там сосед, - предупредила Галя. Виталик кивнул, натянул джинсы и вышел в коридор. Там было совсем темно, пахло сырыми овощами, которые наверняка здесь где-нибудь в ящике хранились, и чем-то кисловатым. Виталик отметил про себя, что ему очень хочется жить в цивилизованной стране, где цивилизованно хранят припасы. Впереди откуда-то падал неяркий свет, и слышался шум воды из открытого крана. Ступив на порог кухни, Виталик настороженно замер. Низко над круглым столиком висел пурпурный дольчатый абажур, направленно кидая желтое пятно строго вниз, и распространяя по остальному пространству красновато-бурый таинственный полумрак. В желтом пятне над алюминиевой кастрюлькой сидел худой старик в клетчатой рубашке, чистил стершимся стальным ножом картошку. Услышав шаги, он поднял глаза на Виталика и, не выражая никаких эмоций, зафиксировал на нем взгляд. Виталику показалось, что он даже не моргал. Ему стало неуютно, и он остановился, чтобы первоначально прояснить обстановку. Старик все смотрел и смотрел. Виталик обратил внимание, что хрусталики его кажутся как нарисованные простым контуром на глазном яблоке.

-- Живой? - наконец спросил старик. - Или мертвый?

Виталик опешил и ничего не отвечал. Он уже был не рад, что попался на глаза этому ненормальному, и стал потихоньку прикидывать, с какой стороны бы его скрутить поделикатнее, если тот вдруг начнет нервничать. Тут же он поймал себя на том, что нет у него, наверное, чувства юмора. Витька, к примеру, наверняка был бы в восторге от такого необычного экземпляра. Виталик склонил голову набок и прикинул. Деликатно скручивать он не очень-то умел. Тот же Витька предпочел бы в морду. Такие понятия как неловкость или почтение к старости вообще не из Витькиного морального кодекса.

Тем временем старик чуть нагнулся вперед и пристально сощурился.

-- Подожди, - сказал он недовольно. Голос у него был негромкий и как бы без выражения. - Не помню я твоей фамилии. Багров? Нет... Ферсман? Подожди... Крутицкий? Как же тебя... стоп! Терещенко? Точно, - старик со звяканьем отпустил нож на дно кастрюльки. - Точно, Терещенко.

Виталик не возражал. Он вообще уже решил не волновать престарелого дедушку резкими движениями.