— Да, она глубоко забралась. Уже перехватывает над вами контроль. Это скверно.
— А что делать?
— Честно? — он вытер проступившие на глазах слезы. — Пока что не имею понятия. Я впервые сталкиваюсь с подобным, и никто в Ордене не представляет, как с этим бороться. Тьма в вас слишком сильна, Владимир Андреевич. Одно могу сказать точно: вам больше нельзя забирать ничьи дары, даже если они сами будут проситься вам в руки. Даже если на вас кто-нибудь нападет, даже если битва будет смертельной… Убейте, но не забирайте дары, особенно если это будет сила Тьмы. Чем больше вы вбираете в себя этой силы, тем могущественнее она становится. И тем сложнее вам будет сопротивляться ее воле.
Я с трудом кивнул. Не знаю, что Вергилий со мной сделал, но, кажется, это все же сработало. Тьма замолчала, а от ее хватки осталась только боль в гортани.
— Так о чем вы хотели рассказать, Владимир Андреевич?
— Я не…
Адский, демонический крик оглушил меня. Крик рвался изнутри, звучал только в моей голове, но от этого вопля банши, казалось, сейчас лопнут глаза. Всего на долю секунды, на мгновение я закрыл глаза и сосредоточился на том, чтобы попытаться унять этот крик. Или хотя бы затаиться, чтобы не слышать его, не испытывать эту боль…
А когда открыл глаза, то понял, что мое тело больше мне не принадлежало.
Руки сами по себе вскинулись, оттолкнув Вергилия к противоположной стене. С моих пальцев сорвалось что-то наподобие темной волны, темный ветер — оно перевернуло стол, кресла, а не ожидавший атаки Вергилий едва не угодил в распахнутую пасть камина.
— Боритесь! — крикнул он. — Боритесь с ней!
Ага. Легко сказать. Я не мог бороться, эта тварь просто перехватила управление. Я мог лишь наблюдать за тем, как мои руки вскидывались в смертоносном заклинании, как оно ударило в потолок, обрушив кованую люстру и кусок лепнины.
— Ай!
А вот боль продолжал чувствовать именно я. Вергилий увернулся от люстры и метнул в меня что-то наподобие маленького темного дротика. Тот угодил мне в бедро, и я взвыл. Как-то несправедливо, когда тебя лишают возможности контролировать ситуацию, но спихивают на тебя все звездюли.
— Прекрати! — рявкнул я.
Но сила молчала. Лишь порцию за порцией придумывала такие странные заклинания, которые мне бы и в голову не пришли. Она использовала даже нетемные дары так, что они окрашивались Тьмой.
Вода в кувшине вскипела, толстое стекло лопнуло, окатив Примогена кипятком и осколками — но тот успел вовремя сплести простенький барьер, и до него почти ничего не долетело.
— Боритесь, Владимир!
— Я… Я не он!
«Молчи, дитя!»
Примоген застыл.
— Что вы сказали?
— Я… другой… дух…
На мой разум упала пелена мрака. Словно Тьма отправила меня в настоящий нокаут. Лишь погружаясь в этот беспросветный мрак, я слышал грохот, звон чего-то металлического и… отчаянный крик Примогена.
А затем все отступило. Тьма вернула мне зрение, и я охнул.
— Вергилий…
«Спокойнее, дитя. Он еще жив», — отозвалась тьма.
Старик распластался на ковре между камином и перевернутым креслом. Рядом валялась люстра в окружении осколков стеклянных плафонов. В остальном кабинете царил полный беспорядок — даже книги попадали с полок.
Я застыл над лежавшим навзничь Вергилием.
— Ты что наделала, мать твою?!
«Убей его… Сейчас. Забери его силу…» — ласково, но настойчиво шептал голос Тьмы.
Странно, но раньше я не задумывался о нем. Даже не замечал, что почему-то слышал его женским. Может потому что «сила» и «Тьма» были словами женского рода, может потому, что Тьму представляли коварной, как иные дамы-злодейки из сказок и фэнтези… И сейчас этот тембр, этот голос убаюкивал меня, тек плавным и нежным ручейком, словно мать поглаживала по волосам.
«Он нужен НАМ», — продолжала увещевания Тьма. — «НАМ нужна его сила. Забери ее, и станешь могущественнее. Больше никто не посмеет указывать тебе место. Ты сам станешь тем, кто решает судьбы других».
— За… замолчи.
«Почему? Считаешь его другом? Союзником? Он печется лишь о том, чтобы сохранить свою шкуру и этот Орден, который оброс преференциями в обществе. Ему плевать на тебя, Хрусталев», — я вздрогнул, когда сила назвала мою настоящую фамилию. — «Он просто использует тебя, чтобы прикрыть свою старю задницу, дитя. Неужели ради этого стоило умирать в старом мире и начинать новую жизнь в этом? Вспомни, кем ты был. На что растратил свою жизнь? Неужели ты был счастлив?»
Нет, не был. Но я был на своем месте и жил так, как считал правильным.
«А стоило ли это „правильное“ того? Зачем ты пытаешься искать справедливость там, где ее нет и не может быть, а, Хруст? Где была справедливость, когда твоему отцу, твоему родному отцу, этому тонкому ученому человеку, пришлось пойти на сговор с ворами и бандитами, чтобы прокормить семью в тяжелое время? Что это за мир и за справедливость такая, если о вас никто не позаботился, а в итоге твоего отца еще и посадили в тюрьму, повесив на него даже чужие грехи?»
Я мотнул головой, почувствовав, как у меня на лбу и спине проступил ледяной пот.