Темный пакт

Ожидая в приемной, присаживаться Кузнецов не стал — так и стоял неподалеку от дверей кабинета, руки за спиной, ноги на ширине плеч. Направленные на себя взгляды князь замечал, но внимания не обращал. А смотрели на бригадного генерала многие из ожидающих аудиенции у царя. И в глазах присутствующих читались самые разные чувства — от искреннего сопереживания до откровенного злорадства. Последнего было больше.

Выскочка, еще недавно безызвестный офицер, а ныне пожалованный княжеским титулом бригадный генерал, стремительно сделавший карьеру и возглавивший совсем недавно созданные — после опыта аравийского и сомалийского конфликтов отдельные, подчинявшиеся напрямую российскому императору Силы специального назначения — ССпН, не нравился при дворе многим. Особенно учитывая благосклонность государя к презиравшему все авторитеты оскорбительно молодому генералу, ставшему для многих приближенных ко двору самым настоящим бельмом в глазу.

В долгом томительном ожидании прошло пять минут. Десять. Тридцать.

— Ваше сиятельство, вас ожидает его императорское величество, — наконец раздался голос гофмаршала, и лейб-гвардейцы караула распахнули двери кабинета.

Царь сидел за столом уже совершенно в другой позе — развалившись в кресле и подперев кулаком подбородок. Появление Кузнецова он словно и не заметил, погруженный в тяжкие думы.

— Знаешь, Александр Васильевич, — через несколько минут вдруг словно очнулся государь, посмотрев на своего генерала, — мне тут недавно историю одну рассказали. Вот послушай. Есть чиновник в Петербурге: живет, работает, осваивает казенные средства на благо города. И выводит, как оказалось, копеечку малую в офшоры кипрские, в фирму «Центр поддержки творчества». Себе в карман совсем понемногу отводит, осторожно. Есть у чиновника еще жена. Загляденье просто: красивая, образованная, творческая — рисует, романы дамские пишет, музицирует. И вот жена чиновника создает фирму, там же, на Кипре; допустим, «Творческий центр». Казенные деньги между тем понемногу ручейком в офшор уходят, и вот в «Центре поддержки творчества» чиновничьем их уже немало натекло. Жена, которая рисует, музицирует, или ее художники к этому моменту создают шедевр. Банан, прибитый гвоздем-соткой к доске. Ах, какой прекрасный образец современного искусства, говорят эксперты в этой области, какая замечательная инсталляция! Инсталляция, м-да… знаешь, что это такое?

— Никак нет, ваше императорское величество, — предусмотрительно соврал генерал-лейтенант.

— Плохо, Александр Васильевич. Просвещу, раз так, мне недавно Вильгельм в Берлине рассказал: если ты кому-то нагадил под дверью и убежал, это инсталляция. А если ты нагадил, накрыл газетой, поджег и позвонил в дверь, чтобы посмотреть, что получится, — это перформанс. Доступно?

— Более чем, ваше императорское величество.

— Считай, приобщился ты теперь к самой высокой культуре. Так вот, прибитый к доске банан. Выставляется он, значит, на аукцион где-нибудь в Каннах. Стоимость — сто тысяч золотых рублей. Продавец — «Творческий центр», покупатель — «Центр поддержки творчества». Все, банан куплен, эксперты оргазмируют фонтаном похвальбы, а деньги казенные теперь не ворованные, а чистые, сработали на поддержку творчества. Бери и пользуйся, не боясь разоблачения. Совсем недавно было, мне намедни об этом тезка твой, Александр Васильевич из ФСБ рассказал. Интересная история?

— Весьма интересная, ваше императорское величество.

— Так дальше слушай. Я как об этом узнал, бросил в сердцах, что за такое надо к стене за… хм, место одно прибить. Догадываешься, что дальше было?

— Догадываюсь, ваше императорское величество.

— Правильно догадываешься. Александр Васильевич, как мне потом граф Безбородко доложил — целое совещание собрали. Решали, пошутил я или нет. Переспросить-то не судьба ведь оказалось, и таки прибили в итоге. Изверги какие, — покачал головой царь осуждающе.

Чуть погодя император вздохнул, и вновь в кабинете воцарилось молчание. После долгой паузы государь вдруг порывисто поднялся и принялся расхаживать по кабинету. Несколько минут он мерил шагами помещение в глубокой задумчивости, после чего присел обратно в кресло. Заговорил он уже ровным и деловым тоном: