— Всегда готов, — негромко ответил я.
Юная княжна положила руки мне на плечи — высоко, ближе к шее. Ее ладони так же обжигали, только в отличие от прикасаний Анны Николаевны, жгли морозным холодом.
— Настя, начинай.
Я глубоко вздохнул, отключая все ментальные барьеры. Сразу почувствовал, как на меня бурным потоком хлынули эмоции внешне сдержанной княжны. Видимо, ей — для того чтобы исключить опасность убить или превратить меня в ледяную скульптуру, также пришлось открыться. Бросив короткий взгляд на яркий румянец, проступивший на молочно-белой коже, я быстро отвел глаза. Когда твоя жизнь в руках юной одаренной, лучше ее не смущать лишний раз. И так волны горячего девичьего стыда обжигают не меньше, чем жар от ладоней княгини или морозный холод, постепенно проникающий в тело.
— Твоя кровь стынет. Холод, который ты впустил в себя, заморозил кровь, но не пробудившуюся в тебе тьму, — зазвучал позади спокойный голос Анны Николаевны. Ее ладони постепенно двигались, накрывая пятно на моей коже.
— Тьма не здесь, она внутри. И сейчас будет больно, — предупредила княгиня. — Постарайся не кричать.
Анна Николаевна не соврала. Кожу в месте касания ее рук жгло все сильнее, а чуть погодя в меня словно плеснули раскаленный металл, который потек по венам, обжигая и выжигая. Наверное, я бы закричал — если бы не ультрамариновые глаза совсем рядом, с заметным оттенком жалости. Так что я только открыл рот и сипло выдохнул, хоть так спасаясь от мучительной боли.
Проникающий под кожу жар становился все сильнее, ноги задрожали, подкашиваясь. Но я продолжал стоять, с трудом удерживая равновесие. Взгляд помутнел, и единственное, что сейчас видел с необычайной четкостью, — яркое пятно синих глаз совсем рядом. Позади зазвучал озабоченный голос княгини, постепенно переходящий в крик. Я старался держаться из последних сил, но накатившую темноту беспамятства встретил даже с долей облегчения — настолько тяжело было терпеть мучительное жжение по всему телу.
Пришел в себя лежащим на спине. На грани слышимости звучали голоса, постепенно становясь громче. В тот момент, когда я понял, что вот-вот уже смогу различать слова, наступила тишина. Фразу словно оборвали на полуслове.
— Очнулся, — произнесла княгиня.
По ее тону я понял, что говорила только что Анастасия, а мать жестом заставила ее замолчать. Открыв глаза, я увидел сверху выпуклости груди и понял, что лежу на ногах княжны, как на подушке. Вновь абсолютно закрытый эмоциональный фон, никаких намеков на чувства и эмоции. Взгляд девушка отвела, но скулы вновь тронул румянец — сейчас, правда, не такой яркий, как совсем недавно.
Поморщившись, я с трудом поднялся. Посмотрев на плечо, вздрогнул — кожу теперь вместо темного пятна покрывала корка подсохшей, местами черной крови. В трещинках коросты раны посверкивали искры живого огня. Руку и всю правую сторону груди жгло, но это была… хорошая боль, боль заживающих ран.
— Тьмы в тебе оказалось неожиданно много, — заговорила княгиня. — Это было… непросто, но я справилась. Несколько дней придется потерпеть, а после огонь сам прекратит свое…
Пока Анна Николаевна говорила, я, поймав взором одну из искорок огня, вдруг понял, что стоит мне захотеть — и она переместится вместе с моим взглядом. Сосредоточившись, направляя потоки энергии, я собрал зудящий жар в одном месте и усилием повел его по руке, к ладони.
При этом я морщился от усилия и боли, но остановиться уже не мог. Княгиня, замолчав на полуслове с открытым ртом, наблюдала, как над моей поднятой ладонью колышется жаром воздух, а потом загорается совсем маленький огненный шарик. Вся чужая магическая энергия выходила из меня, словно вытаскиваемый стоматологом больной зуб. Нет, даже как спица из руки после сложного перелома. Еще несколько секунд — и у меня над ладонью висел шар живого огня размером с теннисный мяч.
Пламя обжигало, и я сморщился от боли, чувствуя, как жжет покрасневшую, уже покрывшуюся волдырями кожу ладони. Княгиня быстро сделала шаг вперед и забрала с моей ладони живой огонь, который моментально истончился, исчезая в ее руке усвоенной энергией.
— Что-то не так? — сиплым голосом поинтересовался я, углядев во взгляде княгини, как мне даже показалось, капельку безумия. — Все хорошо? — добавил я.
— Все просто отлично, Алексей, — вернулась к состоянию невозмутимости Анна Николаевна. — Все просто замечательно, за исключением одной вещи: то, что ты только что продемонстрировал, считается невозможным.
— Ага, — только и кивнул я, соглашаясь. — Простите, а попить есть что-нибудь?
О том, что «это невозможно», я уже где-то слышал. Когда Анастасия поднесла мне бокал с водой — судя по форме, предназначенный для мартини, и я сделал несколько глотков, в голове немного прояснилось. Сразу вспомнил, что о «невозможном» слышал от фон Колера совсем недавно.