Темный. Плохой. Дикий

— Я дикарь, — сказал он. — Это то, чего ты от меня хочешь.

— Нет.

— Ты не знаешь, где я был, что я видел. Не знаешь, что я творил, Софи. Что я должен был делать, чтобы выжить.

— Прекрати, — рявкнула я. — Пожалуйста, Каллум. Пожалуйста, давай просто пойдем домой. — Я протянула ему руку, но он не взял ее.

— Ты мокрая для меня? Держу пари, что да. Тебе нравится, когда чертовски опасно.

— Мне нравится это дома, — сказала я. — Пойдем.

— Хочешь поиграть жестко, да?

— Я хочу, чтобы ты вернулся домой!

— Домой? Вот мой дом, среди дерьма, мочи и мусора. Вот где мое место, Софи. Хочешь посмотреть, кто я?

— Я знаю, кто ты! — прошипела я. — И я знаю, что причинила тебе боль, я знаю это. Я не хотела!

Он стянул через голову толстовку. Его грудь была чертовски красива в этом свете. Темнота играла с его татуировками, отбрасывая оранжевые тени на его груди. У меня перехватило дыхание. Он был так чертовски красив. Его пресс пульсировал, когда он двигался, V-образные мышцы бедер уходили под низко сидящие джинсы.

— Беги, — прорычал он.

— Нет.

— Так будет лучше.

— Никогда.

— Я сделаю тебе больно. Разорву на части. Возьму то, что хочу.

Я кинула сумку, сбросила куртку и осталась в одной тонкой блузке и короткой юбке.

— Я твоя.

— Ты не моя. Никогда не была.

— Я докажу это, — прохрипела я. — Делай что хочешь, ты никогда не заставишь меня уйти.

— Это чертово обещание, да? — вскипел он. — Хочешь загладить свою вину передо мной сейчас? Слишком поздно, черт возьми.

— Сделай это, Каллум. Сделай меня своей.

— ЗАТКНИСЬ! — прогремел он.

Кейси снова заскулила из тени, и он прошипел ей, чтобы она замолчала. Я возилась липкими пальцами с пуговицами на блузке.

— Ты хочешь этого?

Он на мгновение остановился, взгляд темных глаз блуждал по моей коже.

— Не надо.

Я выскользнула из блузки, позволив ей упасть на землю.

— Что я должна сделать, Каллум? Скажи мне?

— Отвалить, — сказал он. — Для твоего же блага.

— Нет. — Я стояла гордо, расправив плечи и высоко подняв голову. — Покажи мне свою темную сторону.

Я попятилась, когда он ринулся ко мне, но только на мгновение. Он грубо схватил меня за шею, накрутил волосы на кулак и заставил опуститься на четвереньки. Потом потащил меня, и мне пришлось скользить коленями по земле.

— Вот кто я, — выплюнул он. — Вот откуда я родом.

Он толкнул меня лицом в кучу мусорных мешков, тыкая носом в вонь, и отпустил только тогда, когда меня стошнило. Затем его внимание переключилось на груды мусора. Он разрывал мешки, как сумасшедший, вываливая на асфальт поток грязи и дерьма. Я слышала треск разбитого стекла, звон жестяных банок, и зловонье вокруг меня едкой взвесью наполняло мои ноздри.

Каллум опустился на колени рядом со мной. Он был груб, когда руками задирал мою юбку, и еще грубее, когда рвал тонкие кружева моих трусиков. Потом скомкал их и сунул мне в рот, проталкивая глубже, чтобы я не могла их выплюнуть. Я давилась тканью, ощущая мой собственный вкус на языке.

— Молчи, твою мать.

Слизь на земле холодила мои колени. Я застонала в кляп, когда мерзкое месиво достигло моих рук.

— Нюхай. Это запах гребаного выживания. — Он глубоко вдохнул, наслаждаясь зловонием. — Тебе никогда не приходилось рыться в чужих объедках в поисках ужина, не так ли? Не имеешь ни малейшего понятия. Но не стоит придираться, когда в твоем животе урчит от невыносимого голода. — Он шлепнул ладонью по грязи, а потом погладил меня по лицу, и эта мерзость стекала по моей щеке. — Ты можешь стать королевой моего мира, если хочешь. Королевой чертовых улиц. Лучше быть моей Королевой Грязи, чем быть папиной маленькой принцессой, тебе не кажется?

Я закрыла глаза, отчаянно пытаясь отгородиться от вони.

— Давай разрисуем тебя хорошенько, ты будешь моим новым произведением искусства. Живым искусством. — Каллум задрал мой лифчик так, что мои сиськи свободно повисли, затем обмазал их грязью, растирая ее вокруг моих сосков. — Блядь, да, грязная сучка. Больно быть униженной, не так ли? Больно быть гребаным ничтожеством.

Он порылся в каких-то коробках рядом с собой, вытряхивая мусор, пока не нашел что-то по своему вкусу. Я не смела смотреть.

— Тебе это понравится, Софи, тебе это чертовски пойдет.

Я закричала в кляп, когда он вылил мне на голову жидкость из бутылки. Молоко. Это было молоко. Я подавляла рвоту, пока оно капало с моих волос, скисшее, стухшее, чертовски отвратительное.

Его смех был горьким.

— Беги домой, в свой прекрасный мир, оставь нас здесь, где нам и место, богатенькая девочка.

Слезы навернулись на глаза, когда я встретилась с ним взглядом, но я все еще не двигалась. Я не убегала от него.

— Тебе еще мало? — кипятился он. — О, понимаю. Ты хочешь большего. Хочешь, чтобы я украсил твою хорошенькую маленькую пизду.

Мой желудок сжался.

— Давай посмотрим, что у нас тут, блядь, есть. — Каллум поднял картонную коробку с хлопьями. — Будучи ребенком, я бы припрятал это на потом и хранил бы дольше. — Он зачерпнул что-то похожее на запеченные бобы, на его пальцах была слипшаяся хрень. — А вот это мне пришлось бы съесть сразу.