Я смотрю на нее, одеваясь, и чувствую, как щемит в груди. Когда она спит, то выглядит хрупкой так, как никогда не выглядит в бодрствующем состоянии: лицо мягкое и молодое, темные волосы рассыпаются по нему. В бодрствующем состоянии трудно поверить, что она нуждается в защите от чего-либо или кого-либо, но в таком состоянии желание уберечь ее поднимается во мне, становясь почти непреодолимым.
Между нами слишком большая пропасть. Не только в возрасте и опыте, но и в том, чего мы хотим. Она хочет мужа из фантазий, страстного, интенсивного любовника, который возводит ее на пьедестал, а я никогда не позволял встречам с кем-либо заходить дальше одной-двух ночей. Секс для меня всегда был удовлетворением потребности, как прием пищи или питье воды. Я всегда держал свои низменные желания в узде.
И то, что я чувствую к ней… Я боюсь позволить себе потакать этому.
Это кажется неправильным, особенно когда дело касается ее. Я должен был защищать ее, а не восхищаться ею. Укрывать ее, а не обнажать и заставлять обнажать все самые нежные и уязвимые части себя. И, по правде говоря, я не уверен, что хочу, чтобы она увидела и мои. Я никогда не позволял женщинам видеть меня обнаженным. Джиа, с ее способностью пробирать до костей даже сейчас, может разорвать меня на части так, как я и представить себе не могу, если позволю себе быть уязвимым с ней.
Что касается другой составляющей брака, идеи партнерства, то я знаю, как работать на кого-то и как управлять своими делами, но работа с кем-то — не моя сильная сторона. Я могу следовать авторитету, как это было с ее отцом, но разделять его — совсем другое дело. И все это, не считая моей преданности Энцо и его наследию, является причиной того, что брак никогда не стоял на моем пути. Я никогда не был склонен к браку, пока меня не подтолкнули к этому так же уверенно, как и ее. И теперь все, чего мы добились, кроме ее неуверенной безопасности, это то, что мы оба несчастны.
Чувство вины захлестывает меня, когда я снова смотрю на нее, собирая свои вещи. Желание, которое я испытываю к ней, постоянно, а чувство вины, которое я испытываю из-за этого, непреодолимо. Я не должен был хотеть ее. Я не должен испытывать к ней тех чувств, которые испытываю. Я не должен хотеть вернуться в постель, откинуть одеяла, раздеть нас обоих догола, чтобы я мог прикоснуться к каждому сантиметру ее безупречной кожи.
Тяжелая боль в паху — еще одно постоянное явление, но я игнорирую ее, сосредоточившись на чувстве вины. Я поддался вчера, какой здравомыслящий мужчина не поддался бы, увидев ее с момента нашего приезда, в течение двух ночей, мокрую и полуголую в бикини, которые она привезла с собой, несомненно, чтобы помучить меня? И все, что из этого вышло, это то, что Джиа поймала меня и обострила ситуацию, которая не удовлетворила ни одного из нас и только ухудшила мое самочувствие.
Но вопрос снова и снова закрадывается в сознание, пока длится утро. Джиа спросила меня о неверности, которой она явно от меня ожидает, и я не знал, что ей ответить. У меня нет желания быть неверным своей жене, но я также не уверен, что одного быстрого, формального траха каждый месяц или вообще без него, когда у нас с ней родится сын, мне всегда будет достаточно. Я, конечно, не думаю, что безбрачие, это то, что мне по силам, хотя я никогда не искал компанию на постоянной основе. Но в то же время я понимаю, насколько это несправедливо по отношению к ней с обеих сторон так же, как понимаю, что мысль о том, что кто-то еще может прикоснуться к ней, заставляет меня чувствовать себя полубезумным от ярости. Но мысль о том, чтобы прикоснуться к ней без крайней необходимости, заставляет меня чувствовать себя так, словно меня поглощает чувство вины за то, чего я хочу. Это невозможная проблема, и я не знаю, как ее решить.