Ее дерзость, ее огонь совершенно неожиданны. Этого почти достаточно, чтобы я захотел отмотать время назад и вернуть ее, потому что я вижу, как она может превратить мою жизнь в ад в ближайшие дни и недели.
— Ну? — Она снова усмехается. — Ты пытаешься вспомнить, как это делается? Может быть, куда он входит? Не могу представить, чтобы женщины выстраивались в очередь, чтобы лечь с тобой в постель, Сальваторе. В конце концов, ты уже далеко не в лучшей форме. Может, в юности все было иначе, но… — Она пожимает плечами и опускается на кровать, высунув язык над нижней губой и откинувшись на подушки. — Может, мне просто пойти поспать? Может быть, это не будет иметь значения, так или иначе. Ты проведешь всю ночь в раздумьях, а утром Петр придет за мной…
Я вижу, как ее глаза перебегают на мою грудь, когда моя рубашка распахивается. Я поддерживал себя в хорошей форме на протяжении многих лет, и выгляжу гораздо лучше, чем большинство сорокалетних мужчин. Я вижу, как ее взгляд скользит по моей мускулистой груди, вниз, к твердым линиям живота, ниже, где линии по обе стороны от бедер исчезают под краем пояса.
Воюющие во мне желания способны свести с ума любого мужчину. Танец соблазнения мне знаком, ритмы вожделения, вещи, которые я бы сказал ей, будь она любой другой женщиной в мире. Мой член упирается в ширинку брюк, совершенно не обращая внимания на то, что эту женщину мы не должны хотеть. Эта женщина должна была быть недоступна. Но я сделал ее своей, и теперь должен довести дело до конца. Даже если мне кажется, что в процессе я могу проклясть себя.
Я позволяю рубашке упасть на пол и вижу, как Джиа отводит взгляд, словно пытаясь притвориться, что не заметила, что я на мгновение показался ей привлекательным. Я начинаю тянуться к поясу, но останавливаюсь.
— Поторопись. — Джиа испускает вздох раздражения. — Мне скучно. — Она смотрит на меня, подперев голову одной рукой, ее тело под этим углом изысканно, как картина. — Я должна была знать, что ты не будешь достаточно мужественным, чтобы трахнуть меня, даже после того, как украл меня. В конце концов, ты ведь не настолько мужественен, чтобы выполнять свои обещания, не так ли? Зачем тебе это нужно?
Слова резкие, режущие, жалящие меня. Я дал обещание ее отцу, что буду поддерживать его решения, его наследие. Я обещал защитить его дочь, а сейчас сам себе противоречу, и теперь, чтобы защитить ее… Я должен сделать то, что немыслимо.
Но мое тело слишком сильно желает сделать то, что должно быть сделано. А мое израненное и избитое эго устало принимать ее удары.
Я перемещаюсь на кровать и хватаю ее за бедро одной широкой рукой. Джиа задыхается от испуга, и мне удается легко перевернуть ее на спину. Она смотрит на меня снизу вверх, ее глаза расширяются, когда я провожу рукой по внешней стороне ее бедра, раздвигая ее ноги, чтобы я мог встать между ними на колени.
— Что ты… — Джиа задыхается, когда я кладу вторую руку на ее колено и медленно провожу ею по внутренней стороне бедра. Ее рот слегка дрожит, когда мои пальцы скользят выше, и я чувствую, как напрягаются ее мышцы под прикосновениями, вижу, как напрягается ее живот, когда незнакомые ощущения омывают ее. — Что ты делаешь…
Она выглядит просто потрясающе, когда лежит передо мной вот так.